Шестая сторона света - [45]

 — Бред, — согласился я, чтоб не перечить милиционеру.

 — Хватит, — застонал Фрунзик, — Лех, вали домой, три часа ночи уже.

Сказал таким тоном, будто это я их задержал, а не они меня.

Я сделал несколько шагов к двери, но вспомнил Алтынай:

 — Справку давайте.

 — Какую справку? — изумился Фрунзик.

 — Что на допросе был с такого-то по такое время.

Юра Борос громко засмеялся:

 — Ну, сынок, был бы ты на настоящем допросе, не то, что про справку, про имя своё забыл бы. Иди, пока цел.

Я обиженно развернулся. И как это у Алтынай получилось? Размазня я, вот что.

 — Стойте! — Фрунзик хлопнул себя по лбу.

 — Что ещё? — с деланным удивлением спросил милиционер-писатель. Будто сам не ожидал, что у коллеги остались какие-то вопросы.

Фрунзик подошёл ко мне:

 — Последний вопрос, где вы, Лех Небов, были с 11 по 13 сентября этого года?

 — Много где. Дома, на работе. На велопрогулке.

 — Свидетели есть?

 — Да.

 — Ладно, когда понадобится, вызовем.

Я уже повернул ручку двери, когда Фрунзик продемонстрировал мне, почему фокус «Забытый факт» эффективен:

 — Кстати, Лех, хреновый ты друг. Денис Лебедев найден мёртвым в туннеле 234-й линии. Предположительная причина смерти — убийство.

6

«Меня отпустили. Лебедев убит» — написал я на бланке и передал телеграфистке.

Представил, как сонная Алтынай открыла дверь почтальону. Из комнаты выплыл строгий папа, но Алтынай прикрикнула на него, чтоб возвращался в спальню — это для неё телеграмма.

Да уж, моя любовь ждёт простого сообщения, что я в порядке, а не вестей о смерти, ещё и насильственной.

Я выхватил бланк из пальцев телеграфистки и зачеркнул, оставив краткое: «Меня отпустили».

Снова представил Алтынай:

В воображаемой сцене она одета в одну маечку, едва прикрывающую трусики. Почему не в ночнушку? Не эротично, что ли? Стоит босиком на холодном линолеуме в коридоре. Переминаясь на сквозняке из открытой двери, берёт из рук почтальона телеграфную ленту и читает моё идиотское сообщение из двух слов. Почтальон пялится на её сисечки, просвечивающие сквозь майку.

Нет, тоже не пойдёт. Ведь Алтынай сказала, что не ляжет спать, пока не получит весть от меня. Значит никаких маечек и сисечек.

Попросил новый бланк.

Телеграфистка ночной смены недовольно выдала бумагу:

 — Давай скорее, не один ведь.

Я оглянулся на пустой зал почты. Верхний свет не горел. За стеклянной дверью, в дальней, фоновой темноте светилась многометровая вывеска «Вокзал Юго-Запад / Узел 254» Возле двери кадка с деревом. В ней, привалившись к стволу, но одновременно скрутившись в калач, спала кошка. Вторая кошка громко лакала воду из миски в углу. Телеграфистка была экранирована от ночной пустоты стеклянной перегородкой, в которой отражался свет настольной лампы.

Все усилия вложил в написание нужных слов, лишь бы не думать о Лебедеве. Нелепо припомнил, что герои моего первого большого романа, что хвалил мент-писатель, говорили легко и без запинок. Мои герои знали нужные слова.

Но это неправда.

Когда произошло нечто страшное, именно слов и не хватало. Даже при самом богатом словарном запасе. А в моём романе происходило много страшного. Сплошные убийства, резня и секс на хлюпающем кровью полу.

«Спокойной ночи, любимая. Меня отпустили, всё в порядке»

Да что это такое!

В каком порядке?

Всё просто пипец, как плохо — Лебедева убили. Самого незлобного и умного из моих друзей.

Я упал на скамейку и закрыл лицо ладонью с зажатым в пальцах бланком. Чернила на бумаге размазались от внезапного пота, выступившего на моём лице.

 — Эй, ты чего? — спросила телеграфистка, высунувшись из своего окошка.

Не смотря на тревогу в голосе, очевидно, что она обрадовалась происшествию. Засунулась обратно и стала снимать с полки аптечку, задавая скорострельные вопросы:

 — Голова кружится? Тошнота? Сознание теряешь? Ты не наркоман?

Ещё один допрос.

 — Мало ел сегодня. А ещё друг умер. Дайте новый бланк. И я не наркоман.

7

Проснулся от того, что отец тряс меня за плечо:

 — Лех, опоздаешь же. Почти семь.

Поднялся и сел на кровати. Обнаружил, что уснул в одежде.

Ночью, после отправки телеграммы, пришёл домой и полагал, что не буду спать, размышляя о загадке смерти Лебедева. Так и вырубился.

Приснились кошки. По очереди они запрыгивали мне на грудь и царапали когтями. Грудь болела и наяву: уснул, навалившись на плеер.

 — Чего кислый такой? — спросил отец.

 — Кошки на душе скребут.

Отец протянул мне пачку писем и бандероль Джессики:

 — Утренняя почта.

Взял письма, не обратив внимания на бандероль. Навряд ли, там по новой лежало письмо от порнозвезды.

Отец забрал бандероль себе, как в прошлый раз:

 — В мусорку отнесу.

Среди этих конвертов мистически сияло письмо с обратным адресом Лебедева. В углу стоял штемпель услуги «Отложенная отправка».

Судя по дате, Лебедев написал его после того, как поведал мне о том, что знает, где найти поезд. Я отказался помочь ему в расследовании. Вместо этого катался с Джессикой по Шестой Стене, занимался сексом и героически дрался с гопниками.

Кошки снова вскочили на грудь.

 — «Если бы ты пошёл с ним, ничего бы не случилось» — мяукала первая кошка.

 — «Нас обоих убили бы» — защищался я.

 — «Не оправдывайся, мяу», — запустила в меня когти вторая кошка. — «Друг просил о помощи. Если дело опасное, должен был его отговорить».