Шесть витков следствия - [4]

А выходит — не веришь. Разводишь руками. Не можешь себе представить…

Миронов хотел что-то сказать, но Михаил Петрович его остановил:

— Погоди, дай высказаться. Думаешь, что старик все это сочинил на досуге? Или собрал какие-то сплетни, чтобы кому-то пощекотать нервы? А может, еще хуже — решил свести с кем-то счеты? Но ты же знаешь, я на такое не способен. Да и не сразу побежал в милицию…

— Петрович, дорогой, никто так не думает, — возразил Миронов. — Но то, что ты пишешь, трудно так вот с ходу осмыслить.

— Да и было бы странным, если бы ты не удивился, не задумался, — оживился Трофимов. — Слишком все необычно. Я тоже, когда узнал, недоумевал, негодовал, спрашивал себя: как стало возможно такое, да и возможно ли?

— Вот именно — как?

— Мне очень хотелось с кем-нибудь поговорить, посоветоваться. Я больше не мог, не имел права хранить все это в себе. Надо было на что-то решиться. А умолчать…

— Понимаю тебя, Петрович.

— За годы работы в милиции приобрел своего рода профессиональную болезнь — подозрительность, — продолжал Трофимов. — Стал, так сказать, сомневающимся. Понимаю, что подозрение — не лучшее качество, оно может и в сторону увести. Но в данном случае…

Волнение первых минут сглаживалось.

— Не скрою, я предчувствовал, что будешь пытать. — Трофимов улыбнулся. — Выяснять, что и как, откуда и зачем. Немного знаю тебя. По службе и по дружбе.

Миронов встал.

— Давай, однако, чаю попьем — остынет.

— Так вот знай: написал я все как есть, — продолжал Трофимов. — Написал правду и только правду. И к тебе, Алексей, пришел не случайно: ты способен вытянуть это дело. Честно скажу, среди прочих твоих достоинств есть качества, которые по нынешним меркам ценятся особенно высоко, — порядочность и профессиональное честолюбие. Уверен: если возьмешься — не отступишь.

— Ладно, Петрович. Давай-ка лучше кое-что уточним.

Трофимов повеселел.

— Чего уж там, спрашивай, — сказал он. — Я, конечно же, изложил далеко не все. Пытался схватить главное. А если потребуются доказательства…

— Так уж сразу и доказательства, — улыбнулся Миронов. — Их предъявим суду. Верно? А вот допытываться буду.

— Преступление неординарное, — подтвердил Трофимов. — Это факт несомненный.

— И закручено, чувствуется, лихо.

— Тоже факт. Подступиться, а тем более раскрутить, будет нелегко.

Понимающе переглянувшись, они помолчали.

— Симаковский, думаешь, замешан?

Трофимов пожал плечами:

— О нем лично сказать ничего не могу. Чего не знаю, того не знаю. А вот Зоя Михайловна, его жена, числится в ОТО. С нее, в сущности, все и началось.

— Это любопытно. Расскажи-ка, Петрович.

Трофимов согласно кивнул головой.

— Встретил я как-то Зою Михайловну на заводской территории. Женщина, как ты знаешь, она видная, можно сказать, красивая. К нам в милицию, бывало, наведывалась. К мужу приходила. Помню, я как-то танцевал с нею на наших милицейских вечерах. Я обрадовался встрече, хотел поболтать, расспросить о Симаковском: все-таки долго работали вместе. Мы перебросились словом-другим, и тут меня на минутку отвлекли. Симаков-ская тоже заторопилась. Так я и не сумел выяснить, каким образом она оказалась на заводе. Недели через две опять встретил Зою Михайловну. И тут я узнал, что она работает секретарем в ОТО — отраслевом технологическом отделе. Работает и ладно, чего тут особенного. Мало ли отделов у нас расплодилось. Потом я Си-маковскую долго не видел. И вот однажды, вспомнив о ней, уж не знаю по какому случаю, заговорил об этом у себя в отделе. Оказалось, что две наши сотрудницы тоже оформлены в ОТО и получают деньги у Симановской.

— Значит, она не секретарь, а кассир?

— Вот и меня взяла досада: зачем было врать? Подозрение усилилось, когда получили расчет наши сотрудницы, которые были оформлены в ОТО, а работали у нас. Женщины воспротивились тому, что с них потребовали очередной взнос, — премиальные надлежало возвратить под предлогом дальнейшего совершенствования и развития ОТО. Они тут же были уволены. Жаловались, дошли до начальника управления Грилова, но везде, во всех инстанциях, получали отказ с окриком. Их не только окрестили склочницами, но им еще и пригрозили, что если не угомонятся, то вообще не найдут работу в Ленинграде. Вот тогда-то эти наши бывшие сотрудницы и пришли ко мне за советом. Я сказал, что дело это криминальное, следует обратиться за помощью в правоохранительные органы. Но они отказались. И вообще люди у нас на заводе запуганы, не верят в справедливость. Объясняют так: если выступим с разоблачением, то сами останемся в дураках. Вот и верь после этого в силу наших законов.

— Те женщины так и смирились?

— Нет, обращались в партком. Пустое дело…

— Кстати, Петрович, ты был на отчетно-выборном собрании?

— Да, был.

— Как думаешь, почему не переизбрали секретаря парткома на очередной срок?

— Его даже не рекомендовали.

— Почему?

— Думаю, он не устраивал директора завода. Досаждал ему, отстаивая интересы рабочих и сотрудников. Да еще и обратился с письмом о разных злоупотреблениях к самому Грилову.

— А начальника ОТЗ за что сняли?

— За то, что наводил порядок. Пытался взять под контроль ОТО. И ему тоже сказали: не суй нос куда не следует. Начальник управления даже приказ издал, запрещающий вмешиваться. А контроль возложил на главного бухгалтера, того еще пса, надежного…