Шесть собак, которые меня воспитали - [45]

Чтобы отучить Бу грызть все подряд, я подкарауливала момент, когда он подбирался к ножке обеденного стола, а потом громко и решительно говорила: «Фу!». Затем я хвалила его за отказ от ножки и немедленно выдавала одну из его игрушек, которую можно было грызть.

Чтобы Бу не таскал наши башмаки, носки и другие случайно оставленные на полу вещи, мы все убирали. Если все-таки какой-то носок вместо бака с бельем оказывался на пути у щенка, немедленно следовала команда «Фу!». Я постоянно подчеркивала разницу между его вещами (бери и веселись сколько влезет!) и нашими (совершенно неприкосновенны). Очень скоро он все понял, но во все наши правила вносил свои коррективы. Он перестал грызть запрещенные предметы, зато продолжал жевать нас. Своими острыми щенячьими зубами Бу постоянно атаковал носки и башмаки на наших ногах, а если мы ходили босиком, страдала наша «шкура». И тут уже не помогало никакое «Фу!». В ответ на сопротивление и попытки защититься щенок с еще большим азартом и настойчивостью шел в атаку.

Эти выходки мы так и не сумели пресечь, проблема решилась сама собой: у щенка выпали молочные зубы, а когда на смену им появились чудовищные «взрослые» зубы, то, слава богу, прошла маниакальная страсть все жевать.

А вот вопрос о преследовании кошек оставался открытым. Правда, теперь пес пускался в погоню, только если кошки передвигались слишком быстро. По мнению Бу, они должны были перемещаться шагом, с опаской глядя в его сторону; любой другой аллюр расценивался как непозволительно быстрый. Если же кошки не могли удержаться от искушения весело промчаться по комнате с задранными хвостами, он немедленно пускался вдогонку, полностью игнорируя мое громкое: «Фу!». Иными словами, при виде бегущей кошки пес мгновенно превращался в того восьминедельного щенка, который совершил свою первую в жизни погоню; так же он поступал в трехмесячном возрасте и когда стал гораздо старше.

Кошки сами нашли выход из создавшегося положения, полностью изменив привычки: если, по их мнению, Бу пребывал в одном из своих «кошкогонятельных» настроений, они прятались на кухонных шкафах, за каминной решеткой или между ножек стульев под столом в кухне – в таких местах, где собака не могла их достать.

Была ли в этом моя вина? Бесспорно. Никогда не следует позволять собаке помыкать кем бы то ни было в доме, будь-то кошки или любые другие живые существа. Такое поведение следует пресекать в корне, пока щенок еще совсем маленький. Я проигнорировала это, хотя позднее мне не раз приходилось объяснять владельцам других собак, что нельзя потакать собаке с первого дня, как она у вас появилась. Но мне так нравился маленький забавный Бу, он так меня умилял, да к тому же я очень мало знала об этой породе! В случае с ротвейлером контроль должен быть постоянным, даже если перед вами крошечный щенок, ибо позднее овладеть ситуацией будет очень трудно. Иными словами, что посеешь – то и пожнешь.

Кроме нелегкой обязанности – научить Бу жить по тем правилам, которым он не желал подчиняться, – существовали более приятные занятия: щенка надо было ввести в новую для него жизнь, поощряя и подбадривая. Да и вообще, он доставлял столько радости!

Одна особенность Бу несколько омрачала мое счастье. В отличие от большинства щенков, которым нравится, если их берут на руки и гладят по шерстке, Бу был совершенно равнодушен к проявлениям моей любви. Более того, он лишь терпел ласки, а потом начинал вырываться и пускал в ход зубы, всем поведением подтверждая то, о чем уже заявил, когда мы везли его из питомника: «Я не такой, как все». Он не любил сидеть на руках, он любил свободу. К жизни Бу относился по-спартански, так же реагировал на проявление наших чувств и так же демонстрировал свое отношение к нам. Слишком близкий контакт, излишняя, по его мнению, нежность могли вывести Бу из равновесия, расстроить и причинить физический дискомфорт.

Мне было грустно осознавать это, особенно после нежных отношений с Моппет, Деллой и Тимбой. Но Бу научил меня, что любовь может проявляться по-разному и принимать самые причудливые формы. Но ни люди, ни собаки не отвергают любовь, в какой бы форме она ни предлагалась. Все мы тянемся к любви, так уж мы устроены. Просто чувства Бу были иными, не такими, как у Деллы или Тимбы. И мне пришлось научиться сдерживать свои порывы, это далось нелегко. Надо было искать тропинки к сердцу Бу, настраиваться на его волну, чтобы не пропустить редкие отклики, идущие из его сердца. Пусть даже эти отклики не совпадают с моими ожиданиями. Но они все равно бесценны. Не делая этих попыток, я не поняла бы, что у меня за пес, не заметила бы, в какой форме проявляется его любовь. Я боялась пропустить моменты возможного контакта, потому что люблю собак; пусть даже моя любовь – как в случае с Бу – должна пробиваться через его недоверчивость и неприятие.

Зато когда малыш спал, можно было не сдерживать себя: я гладила маленький круглый животик, приподнимая заднюю лапку; осторожно брала маленькое ушко, наматывала его на палец и любовалась мягкой, нежной щенячьей шерсткой на нем. Спящему Бу я дарила ту любовь, которую он отвергал бодрствуя.