Шесть слепых слонов - [4]

Мы слышим слабый звук, и на короткое мгновение это только лишь «шум», пока мы не определим, что он возникает от коп- кретной «вещи» или события. «Ах, так это холодильник». Одним из примеров является наш опыт, когда мы слышим незнакомый иностранный язык. Мы слышим звуки речи, но не можем даже

сказать, где заканчивается одно слово и начинается другое, и гораздо хуже определяем слова и их смысл.

В темноте, или шаря в кармане, мы можем чувствовать нечто, что мгновенно озадачивает, пока не превращается в узнаваемый предмет, или пока мы не посмотрим на свету, чтобы понять, что это такое.

Недавно я проснулся посреди ночи и увидел сильный яркий свет, исходящий из окна, и подумал: «Откуда исходит весь этот свет?» Моей следующей мыслью было: «А, наверняка, кто-то работает допоздна внизу». Потом я понял, что нахожусь в гостинице, а пе дома, и вспомнил, что я был в поездке, и эта классификация позволила моему «миру» вернуться на место.

Гораздо реже можно столкнуться с этим опытом и днем, когда влияние неспособности категоризировать гораздо сильнее и поразительнее. Пару лет назад я срубил несколько голубых елей на заднем дворе. После того как я порубил их на дрова и ветки, ветки я стал складывать в отдельную кучу.

Когда я стал их подбирать, я увидел что-то странное в траве — несколько маленьких пятен сильного голубого света. Я не смог сразу определить, что это такое, и мой разум стал отчаянно искать, находя все более дикие объяснения. Было ли это обычным подарком инопланетян — радиоактивными камнями, попавшими сюда случайно или с какой-то целью? Сильный источник света под моей лужайкой, который смог пробиться только в нескольких местах? Хотя это и длилось всего несколько секунд, мне показалось, что прошло гораздо больше времени, и это было жутко похоже на научную фантастику. В конце концов, мой мир воссоединился с «нормальным», когда я понял, что голубые пятна света на моей лужайке были ничем иным как яйцами дрозда, выпавшими из гнезда с одного из деревьев.

Уильям Джеймс так прокомментировал разницу между нашим сенсорным опытом («восприятием») и его категоризацией («представлением») примерно сто лет назад:

Если моему читателю удастся абстрагироваться ото всех концептуальных объяснений и окунуться в ежесекундную чувственную жизнь в каждый момент времени, он обнаружит, что она похожа на то, что описал некто как большую

цветастую шумящую неразбериху, настолько же свободную от противоречий в своем «сиюминутном многообразии», насколько живую и находящуюся явно прямо здесь...

Из этого изначального чувственного хаоса внимание выделяет объекты, которые восприятие затем называет и определяет навсегда...

Мы говорим о том, что каждая часть чувственного континуума, и все эти абстрагированные «что» являются представлениями...

Умственная жизнь человека в основном заключается в том, что он заменяет порядок представления на порядок вое- приятия, в который первоначально отправляется его опыт (35, стр. 50-51)¹

Даже в моем «неклассифицированном» опыте с голубым светом, мои чувства восприятия уже отнесли его к категориям «голубой» и «свет», а я говорю о своем опыте, который достаточно далек от слов «голубой» и «свет», которыми его называет мой родной английский язык и сообщает вам. Наш опыт, в котором есть цвет, является результатом того, что наши глаза реагируют на длину световой волны. Но цвета сами собой (красный, зеленый, желтый и т.д.) не существуют во внешнем мире, есть только наша реакция на свет, разделяющая континуум световых волн на спектр различных цветов и комбинирующая их в различные оттенки коричневого, которого нет в спектре. Это классификация свойственна структуре и физиологии наших чувств.

Весь сенсорно-очевидный опыт, который мы принимаем как само собой разумеющийся (зрение, слух, ощущения, обоняние, вкус), уже обработан и тщательно классифицирован нашими ор- гаками чувств и напрямую связан с нервной системой, которую нельзя контролировать. Неважно, сколько мне известно об электромагнитном спектре видимого света, или структуре сетчатки с се четырьмя типами светочувствительных рецепторов, я должен был видеть те яйца дрозда, как «голубые пятна света», а не «тяжелый вес» или «громкий шум». Несмотря на то, что я знаю, что

мой опыт исходит из специального кодирования, которое добавила моя нервная система к моему восприятию, голубой все же выглядит как голубой, сладкий имеет вкус сладкого, а температура ощущается, как теплая или холодная.

Поэтому, мы можем сказать, что часто классификация предшествует той рамке, которую она классифицирует, и в значительной степени это также относится ко многим категориям, которым мы научились, воспитываясь в определенной культуре.

Даже несмотря на то, что способность учить язык является частью нашей врожденной психологии и неврологии, такого нельзя сказать о способности читать письменный язык. Это навык, и для того чтобы запомнить, что эти закорючки на бумаге обозначают слова, и каждое из них имеет определенный смысл, требуется определенное время и усилия. Когда мы уже выучили язык, почти невозможно смотреть на слова и не узнавать их или не думать об их смысле, даже если это полностью основано на приобретенной классификации. Это только один небольшой пример той власти, которую имеет приобретенная классификация над нашим опытом.