Шесть невозможностей. Загадки квантового мира - [5]

Возьмем, например, вероятность. В контекст квантовой механики идею вероятности на прочном математическом основании ввел немецкий физик Макс Борн. Не углубляясь в математику, мы можем оценить важность этой идеи на примере спина электрона (или пыряния шорьков, как, возможно, предпочел бы сказать Эддингтон). С помощью уравнений квантовой механики можно описать мысленный эксперимент, в котором атом испускает электрон, улетающий в пространство (в реальности это процесс, называемый бета-распадом). Электрон обладает спином – положительным либо отрицательным. Определить это заранее нельзя, шансы равны – 50/50. Проведя эксперимент тысячу раз (или одновременно с тысячей атомов), мы насчитаем 500 электронов (возможно, чуть больше или чуть меньше) с положительным спином и 500 – с отрицательным. Можно поймать единичный электрон и измерить его спин, до этого момента сказать, каким этот спин окажется, невозможно.

Пока ничего удивительного. Но Эйнштейн понял, что уравнения квантовой теории предсказывают нечто удивительное, когда речь идет о двух электронах, разлетающихся в противоположных направлениях[4]. В определенных обстоятельствах здесь применим закон сохранения, согласно которому эти электроны должны обладать противоположными спинами (один положительным, другой – отрицательным, в результате они друг друга компенсируют). Однако уравнения показывают: когда электроны вылетают из атома, у них нет определенного спина. Они находятся в так называемой суперпозиции – смеси состояний «положительный спин» и «отрицательный спин». Электрон «решает», какое состояние принять, лишь когда взаимодействует с чем-то еще. Эйнштейн указал на следующее: если два электрона должны все время иметь противоположные спины, то в момент, когда первый электрон «решает», что его спин будет иметь положительное значение, второй электрон обязан обзавестись отрицательным спином, как бы далеко друг от друга они ни находились. Эйнштейн назвал это «жутким дальнодействием», поскольку на первый взгляд создавалось впечатление, будто электроны должны поддерживать между собой связь со сверхсветовой скоростью, что исключает специальная теория относительности.

Идею Эйнштейна сумели развить и изложить в форме статьи Борис Подольский и Натан Розен, она вышла в 1933 г. (некоторые, правда, считают, что соавторы скорее помешали, чем помогли Эйнштейну, поскольку статья написана плохо, с нечеткими формулировками). По инициалам авторов она известна как статья ЭПР, а ее центральная идея – как парадокс ЭПР, хотя это вовсе не парадокс, а всего лишь вопрос, ставящий в тупик. В 1935 г., представляя другой знаменитый парадокс, Шрёдингер назвал способ, посредством которого две квантовые системы оказываются соединены жутким дальнодействием, «запутанностью». В статье ЭПР констатировалось, что квантовая теория ставит реальность [свойств второй системы] «в зависимость от процесса измерения, производимого над первой системой, хотя этот процесс никоим образом не влияет на вторую систему. Никакое разумное определение реальности не должно, казалось бы, допускать этого»[5]. Авторы пришли к выводу: «Мы вынуждены заключить, что квантово-механическое описание физической реальности… не является полным»[6]. Эйнштейн считал, что должен существовать некий фундаментальный механизм, известный как скрытые переменные, благодаря ему электроны, разлетаясь в разные стороны от источника, лишены возможности выбирать значение спина – положительное или отрицательное. Все уже предопределено.

Выход статьи ЭПР вызвал среди специалистов яростные споры, но настоящий прорыв в понимании запутанности и ее следствий произошел лишь три десятилетия спустя, и в значительной степени потому, что один из виднейших математиков своего времени Джон фон Нейман сделал ошибку в важной книге по квантовой механике, увидевшей свет в 1932 г. – до выхода статьи ЭПР. В этой книге фон Нейман привел «доказательство» того, что теории со скрытыми переменными не в состоянии объяснить поведение квантового мира, что такие теории невозможны. Его научный авторитет был так высок, что все ему поверили, не проверяя математических выкладок. Точнее, почти все. Молодая немецкая исследовательница Грета Герман обнаружила ошибку в его рассуждениях и написала об этом в 1935 г. – в философском журнале, который физики не читали. Специалисты открыли для себя эту публикацию намного позже. В Утешении 2 я расскажу, что эта ошибка не остановила полностью работу над «невозможными» теориями со скрытыми переменными, но только в середине 1960-х один физик подробно разобрал аргументы фон Неймана и показал, что в них было не так. Воскрешение скрытых переменных, возможно, не понравилось бы Эйнштейну, поскольку тот же физик доказал, что все подобные теории должны включать в себя то самое жуткое дальнодействие, которое Эйнштейн очень не любил и которое на более формальном языке называют нелокальностью.

Джон Белл

Legion-Media

Этим физиком был Джон Белл, который, взяв отпуск в ЦЕРНе (Европейская организация по ядерным исследованиям), на несколько месяцев уехал в США – поработать над тем, что покажется ему интересным. Две статьи, ставшие результатом этого перерыва в повседневной работе, изменили «всем известные» факты о квантовом мире существеннее, чем что-либо еще со времен открытия корпускулярно-волнового дуализма. Во-первых, Белл объяснил, что было не так в рассуждениях фон Неймана. Затем показал, как можно было бы, в принципе, спроектировать эксперимент, который проверил бы существование эффектов нелокальности. Точнее говоря, этот эксперимент позволил бы проверить предположение о «локальной реальности». Определение «локальный» здесь говорит о том, что никакого жуткого дальнодействия не существует: объекты оказывают влияние на другие объекты только в своей локации, определяемой через расстояние, которое свет может пройти за определенное время. «Реальность» – это концепция, согласно которой реальный мир существует вне зависимости от того, смотрит на него кто-нибудь или нет, измеряет его кто-нибудь или нет. Из-за вероятностной природы квантового мира предложенный Беллом эксперимент потребовал бы измерения большого числа пар частиц (таких как электроны или фотоны), проходящих через установку. Этот гипотетический эксперимент был спланирован так, что после большого числа прогонов должно было получиться два набора измерений. Если бы один набор чисел оказался больше другого, это доказало бы, что предположение о локальной реальности справедливо. Это соотношение известно как неравенство Белла, а связанный с ним комплекс идей – как теорема Белла. Если бы, вопреки неравенству Белла, больше оказался другой набор чисел, это означало бы, что гипотеза локальной реальности неверна. Если квантовая механика верна, неравенство Белла должно нарушаться. Либо мир реален, но с жутким дальнодействием в нем, либо это локальность, но при условии, что ничто не является реальным, если его никто не наблюдает.