Шесть камешков на счастье - [89]

Оба кивают.

– Алкоголь, – говорит Тим.

– И, насколько я помню, наркотики, – добавляет Колин.

– Мистер Мак Фэдден был алкоголиком? – удивляется Рэнди, и в его голосе я слышу сомнение и, возможно, даже брезгливость.

– Он хорошо это скрывал. И пил не все время. Обычно только по выходным. Он начал пить после убийства мамы, и с годами болезнь прогрессировала.

– Вашу маму убили? – Это Тай.

– Да, – отвечаю я. – Так что я знаю, как тебе и Элис трудно сейчас. Потерять кого-то из родных – это ужасно. Так вот, когда маму убили, у меня остались только сестра и отчим, Грант. В целом он был хорошим человеком и большую часть времени прекрасным отцом. Но когда напивался, ну… он давал волю рукам. Когда твой отец читал мое стихотворение и дошел до слова «избили», он подумал, что я имела в виду школьников. Но те могли ударить меня только словами. – Мне приходится опустить голову. И я продолжаю: – Грант же пускал в ход кулаки.

– Грант? – с ужасом выдыхает Тим. – В самом деле? О, Мэдди. Почему ты не рассказала мне ничего?

– Или мне? – встревает Рэнди.

– Я мог бы помочь, – добавляет Тим.

– Я была ребенком, – отвечаю я им. – И боялась, что они заберут нас с сестрой в детский дом. После того как я лишилась матери, лишиться сестры и даже Гранта, как бы странно это ни звучало, казалось мне худшим из зол. Конечно, каждый раз, когда он разбивал мне губу или ставил синяк под глазом, ему было жутко неудобно передо мной, и он клялся и божился, что этого не повторится, а я заставляла себя поверить ему… Так и жили.

– Это неслыханно! – вскрикивает Колин. – Просто невероятно.

Кто бы спорил. И это при том, что вы еще даже половины не знаете. Поверьте мне, есть кое-что и похуже.

На лице Хэлли отражается беспокойство.

– Мэделин, – говорит она, – вы сказали, что постараетесь показать ваши взаимоотношения с Нэйтаном в новом свете, чтобы мы лучше поняли, как он вас «спас» в юности. Это вот так? То есть от побоев?

В памяти всплывают слова, которые я сказала Нэйтану, – в ответ на его, что я должна сохранить наш секрет:

Если ты так хочешь, то я никогда никому не скажу. Никто никогда не узнает, Нэйтан. Если ты так хочешь, это будет мое для тебя доброе дело.

Я смотрю на лица этих людей, которые о нем так заботились. Хотел бы он, чтобы они знали?

Слово нужно держать.

Я дважды киваю.

– В ночь выпускного мой отчим напился. Когда Нэйтан провожал меня домой, Грант вышел на крыльцо – он нас ждал. Таким пьяным я его еще не видела. Он ударил меня, на глазах Нэйтана. И тот дал ему пару хороших затрещин, втолкнул в дом и захлопнул дверь. Я до смерти перепугалась, и Нэйтан посадил меня обратно в лимузин и сказал, что не отпустит домой, пока Грант не завалится спать.

Рэнди встает. Его лицо сначала становится бледно-розовым, потом красным, а потом и вовсе пунцовым.

– То есть вместо того, чтобы пойти в полицию или ко мне, или рассказать Стинам, или хоть что-то сделать, вы, гении, решили переждать в лимузине?

Мне не хватает смелости подчеркнуть, что что-то мы уже сделали, если исходить из моей нафантазированной истории с прятками в лимузине. По крайней мере в этой версии.

– Я испугалась, – отвечаю я Рэнди. – Ты понятия не имеешь, как мне в тот момент было страшно. Я не хотела, чтобы кто-то узнал, что я была для Гранта боксерской грушей. Особенно ты… Я боялась, что, если ты узнаешь, ты его и правда побьешь.

– Конечно, побил бы! Тот, кто бьет детей, – особенно если речь идет о здоровом мужике, избивающем собственную дочь, – должен отвечать за свои поступки! – бесновался Рэнди.

– Но я была не готова к тому, что он будет вот так «отвечать». Других родных, кроме Гранта, у меня не было. У меня остался только он.

– То есть Нэйтан согласился молчать, что Грант тебя бьет? – спрашивает Тим. – Я думал, у него хватило бы мозгов придумать что-то получше.

Все идет наперекосяк. У Нэйтана врать получалось лучше, чем у меня… Я хочу, чтобы он был здесь и сказал мне, что надо говорить. Как бы я хотела просто рассказать им всю правду…

Но слово надо держать…

– Он не мог, – нетвердо говорю я. И слышу панику в собственном голосе.

– Почему, черт возьми? – рявкает Рэнди.

А действительно – почему? Куда мое вранье заведет меня дальше?

– Потому что… Я…

Думай, Мэделин! И думай хорошенько.

– Потому что я его соблазнила!

О нет… Неужели я это только что сказала?

В комнате наступает мертвая тишина. Никто не дышит, лица у всех остановившиеся. Тай и Элис, кажется, особенно впечатлены. И о чем я только думала, когда ляпнула такое в присутствии детей Нэйтана?

Слово – не воробей.

– Знаю, я поступила непорядочно. Но я была не в себе от страха. Поверьте. И сделала это не думая, как-то само вышло… Я соблазнила Нэйтана, в лимузине. А потом пригрозила ему, что, если он попытается кому-нибудь рассказать про пьянки и рукоприкладство Гранта, я пойду прямо к пастору Стину и все расскажу.

– Это неправда, – возражает Элис. Чем ставит меня в тупик.

– К сожалению, это правда, – отвечаю я. – К моему вечному стыду.

Снова тишина. И пустые взгляды. О, как же я ненавижу врать. С тех пор как я узнала, что беременна, одна ложь громоздится на другую. Сначала пришлось врать, чтобы скрыть, что я жертва. Потом лгать, чтобы скрыть первую ложь. А теперь я прямо-таки перешла на новый уровень – из жертвы превратилась в хищницу, которая нагло воспользовалась Нэйтаном, чтобы потом им манипулировать.