Шесть дней Всемирного потопа, или Дневник мотоциклистки - [16]

Сейчас бабочек не было, не было и кустов боярышника, но по—особому уютно попыхивал примус, звенели комары, и ветер шуршал березовой листвой. Иногда он вдруг взвывал в кронах высоких черных сосен, тент палатки дергало, в лицо било холодным. Мы ежились, жались друг к дружке. Андрей вздремывал прямо над кружкой горячего чаю. Я подсвечивала себе фонариком, нарезала бутерброды. Пока пили чай, изо рта пошел пар. Потом мы убрали примус и кружки, Андрей подкатил мотоциклы поближе к палатке, закрыл рулевые замки, сцепил мотоциклы тросиком. Мы спрятали вещи в тамбур и нырнули в холодное палаточное нутро.

Кажется, не надо было покупать новую палатку. Раньше мы все время возили с собой большую брезентовую палатку. От дождя её приходилось накрывать полиэтиленом. Полиэтилен на ветру шуршал, бился о палатку, и мне мерещилась всякая нечисть. Чтобы её поставить, надо было обязательно залазить в неё с алюминиевыми колышками наперевес. Она верой и правдой служила нам на протяжении многих лет — на севере Байкала, в Бурятии, в Хакасии и в горах Алтая. Она была теплой. Или это только казалось?

Мы с головой нырнули в сдвоенный спальник, обнялись, и принялись ждать, когда станет настолько тепло, что можно будет снять с себя носки и термобелье.

Ветер снаружи шумел все сильнее, палатка временами дергалась, где—то над ухом саднил комар. Андрей уснул сразу, а я лежала рядом, прислушиваясь к тому, что происходит снаружи, в лесу, на дороге, и завидуя крепким нервам мужа. Ночь я провела в какой—то дреме: то и дело вскидываясь, когда мне мерещилось, что у палатки кто—то есть, или ворочаясь в боку на бок, потому что на жестком коврике быстро затекали бока. Каждый раз, когда я переворачивалась, холодный воздух снова проникал в спальный мешок, и снова приходилось накрываться с головой и ждать, пока воздух в мешке нагреется.

Под утро рядом вдруг зафырчал УАЗик. Он остановился, увидев на дороге наши мотоциклы, а потом объехал нас по лугу. Наверняка это были какие—то сумасшедшие охотники или рыбаки. Таки же «больные на всю голову», как и мы. А перед рассветом по тенту палатки умиротворяюще забарабанил дождь, которого мы ждали, и я наконец—то заснула…

Мы проснулись одновременно часов в девять, прислушались к редким каплям дождя, перевернулись на другой бок и снова заснули. Так негласно было решено, что лучше как следует выспаться после вчерашней гонки и подождать, — быть может, дождь прекратиться. Конечно, разумней было не нарушать сложившиеся традиции, и выехать пораньше, но вдруг нам обоим стало лениво, к тому же собираться под дождем неприятно, можно вымокнуть, поэтому было решено подождать.

С места ночевки мы выехали в одиннадцать. Забегая вперед, скажу, что в этом путешествии это стало печальной традицией. И кто знает? Быть может, в сложившейся ситуации это было единственно верным. Кто может сказать, что ждало бы нас на дороге, если мы выехали пораньше?

И все же надо было выехать раньше! — ругала я себя, когда мы подъехали к знаку «Опасный участок дороги — 3 км». Асфальта здесь не было. Все утро по размокшей глине шли фуры, и гнали свои залепленные скотчем по самую крышу автомобили рехнувшиеся на скорости перегонщики. Моему опечалившемуся взгляду предстала перемешанная глина. Точно на такой я и хлопнулась в последний раз. Словно застенчивый подросток, я стояла и смотрела на неё, в тщетной надежде, что эти «3 км» вдруг окажутся миражом, исчезнут, испарятся, пропадут, сгинут. И тишина заполняла ложбину, и слышно было только, как барабанят тяжелые капли дождя по шлему, по куртке дождевика, по мотоциклу. Я ощущала запах влажной глины, земли, запах мокрой листвы и травы. Капли дождя затекали по рукавам в перчатки. Впрочем, перчатки и так уже насквозь промокли. Когда они были у меня сухими во время дождя? Да не было такого!

Лужи пузырились, показывая, что ждать, в общем—то, нечего, и мне в очередной раз надо стиснуть зубы и повернуть ручку газа, доказывая, что «я это могу». Пока я раздумывала, Андрей скрылся за поворотом, потом вдруг вернулся. Он остановил «Тенери» рядом, приподнял стекло новенького итальянского шлема.

— Долго стоять будешь?

Я обреченно кивнула. Я готова была плакать. Я думала, что на эндуро будет легче, но оказалось, что падать с высокого мотоцикла еще страшнее. Особенно с японского — у него не было дуг безопасности, и он мог подмять под себя. Это я уже испытала на «Кавасаки». Единственный мотоцикл, на котором мне не страшно было падать даже на скорости — был «Уралом» — с него меня просто катапультировало, то есть я кувырком и почти безболезненно летела подальше от мотоцикла, а он уж совершал кульбиты без меня.

— Да… — я слизнула с губ капли дождя.

Андрей раздраженно махнул синей перчаткой у меня перед лицом.

— А зачем мы тогда покупали такую дорогую резину?

Я продолжала с отчаянием смотреть на дорогу.

— Она ведь создана специально для этого! Смотри — она превосходно держит! Да и мотоцикл сделан для грязи! — Андрей непринужденно развернул мотоцикл прямо на склизкой глине, поддал газу и побросал мотоцикл по дороге, привстав на подножках. Он даже ласточку сделал, чтобы убедить меня.