Шесть дней Всемирного потопа, или Дневник мотоциклистки - [12]

Не очень—то и хотела я видеть эти самые чилимы, тем более что я их уже видела в Новосибирске. Правда, не в воде, а на книжной полке в комнате, но это уже мелочи. Спорить было бессмысленно. Он всегда был прав. Так что я начала готовиться к путешествию на Алтай. В конце концов, дорога — это всегда дорога. Даже знакомая. Но перед этим надо было расплатиться с кредитом и, следовательно, продать мой «Кавасаки». О том, что невозможно было с Андреем покупать мотоциклы, я уже говорила, теперь я в первый раз увидела, что и продавать мотоцикл с ним тоже было невозможно. Он был честным. Таким честным нормальный человек быть не может — он считал, что будущий даже не владелец, нет, претендент на покупку мотоцикла должен знать о нем абсолютно все: и то, что в паспорте указан 1989 год выпуска, а на ободе стоит истинный — 1988 год, и то, что он плохо заводиться на холодную, и то, что карбюратор ремонтировали… В общем, через месяц я почти увидела над его головой святящийся нимб, а мотоцикл мы продали себе в убыток, потому что Андрей стоически соглашался со всеми претензиями покупателя — толстого парня, приехавшего на «RAF–4». Я дергала Андрея за рукав и шипела, но это никак не повлияло на сделку, потому что парень оказался ушлым, знающим, почем рубль, и воспользовался всеми преимуществами, которые предоставил ему Андрей. Дело в том, что Андрей вдруг ни с того ни с сего решил, что перед ним такой же, как он, сумасшедший мотоциклист. Забегая вперед, скажу, что парень отъездил на мотоцикле два месяца, хлопнулся на нем где—то в Иркутске, вылетев на трамвайную остановку и зацепив кого—то из пешеходов, и продал мотоцикл обратно в Ангарск, налепив на него наклейки и срубив на сделке триста баксов.

Если не считать некоторого убытка, я не жалела, когда моего черненького коника уводили из стоила. Это был не мой мотоцикл. Нет, он был покладист, довольно прыток, ни разу не подвел меня на дорогах Хакасии, и мог обогнать на трассе «Тенере», но не было в нем ни грамма того, что все мотоциклисты гордо именуют «драйвом». Если бы мне было пятнадцать лет, и вес мой был бы килограммов сорок — это было бы по мне. Но мне нужен был мотоцикл побольше. Такой, как «Артесия».

Я увидела «Артесию» в первый раз в сервисе знакомого коммерсанта, который торговал мопедами. Мотоцикл, конечно же, был не этот, такой же. Его продавали. У мотоцикла сильно шумела цепь ГРМ, и была отличная ходовая. Это был тот единственный раз, когда я клещом вцепилась в Андрея и настояла на том, чтобы он успокоился и присмотрел себе другой мотоцикл. Он ходил точно шалый, и ни о чем не мог думать, кроме этого синего «коня», и далеко не сразу пришел в себя. Дело в том, что ему дали прокатиться на «Артесии». Он слез с мотоцикла счастливый. Я поездить не решилась, просто посидела в седле и сразу же поняла, что мне нужен такой мотоцикл — большой и довольно тяжелый. Его нужно было покорять, на нем нужно было научиться ездить. Здесь можно было сражаться не только с дорогой, но и с мотоциклом. Это было то, чего мне так не хватало на «Кавасаки» — ощущение ежесекундной победы над мотоциклом, а, значит, и над собой.

Когда мы получили «Артесию» из Новосибирска и в гараже разобрали брусья упаковки, и мотоцикл, еще грязный, неухоженный, выкатили на бетонный пол, он показался мне большим. Первая же поездка показала, что мои ноги еле касаются асфальта.

«Как я буду ездить?» — ужасалась я, но все оказалось просто. Отличная развесовка, легкость в управлении делали мотоцикл послушным. Он прекрасно маневрировал на малой скорости, и мне вполне хватало того, что я могла дотянуться до земли носками.

К своему разочарованию, я быстро выяснила, что за «Тенере» мне не угнаться: четыреста кубов — не шестьсот. Но этот недостаток мотоцикла немного компенсировался тем, что Андрей, как я уже говорила, любил ездить неторопливо. Так что я вполне успевала. Приходилось кое—где кочегарить мою «сивку—бурку», что есть мочи, особенно на обгонах, но это лишь добавляло остроты в пресные поездки до дачи. В общем—то, мотоцикл представлял из себя давнюю мечту Андрея — мощь ураловского движка была втиснута в неплохую японскую ходовую. Жесткости рамы, правда, не хватало. Но мотоцикл и не был рассчитан ни на шоссейные гонки, ни на гонки по грязи. Это была рабочая лошадка. Надежная, неприхотливая. С ним я снова почувствовала себя в седле.

Утром в день отъезда мы вдруг обнаружили, что у нас не оплачен счет за телефон. Если не оплатим до пятнадцатого — телефон отключат. Нам он вроде бы и не нужен, но вот мама часто им пользовалась, поэтому надо было что—то срочно предпринять, и в десять часов утра вместо того, чтобы выезжать из гаража, мы томились в длиннющей очереди на переговорном пункте. Как назло, на днях кассиру установили новую программу на компьютер, компьютер отчаянно «тормозил», очередь гудела, как осиное гнездо, и я выпала из неё со счастливым квитком об оплате, когда был уже двенадцатый час. Так поздно мы не разу не выезжали.

Пока мы навьючивали вещи, пока выводили наших «лошадей» из «стойла», то есть из гаража, мы все время посматривали на небо. На самом деле поездка на Алтай была под большим вопросом: метеосводка предупреждала о грандиозном циклоне, который должен был накрыть всю Сибирь, от Урала до Бурятии. Температура вот—вот должна была упасть до плюс десяти — плюс тринадцати, а небеса должны были разверзнуться и воды всех океанов должны были упасть и поглотить всю землю от Иркутска до Перми… Не было такого на нашем веку. Не было и быть не могло, чтобы на протяжении четырех тысяч километров одновременно полились дожди, но вот — надо же! — нам такое обещали.