Шерше ля фам - [9]

– Эт-та вряд ли. Дед, он все ж таки…

– Что?

– Видишь ли… тех, кто его контору прикрыть имеет право, ну-у… чисто-юридически… понимаешь…

– Что?

– Короче, в случае чего, стоит ему только пальцем шевельнуть и… в общем, он их сам прикроет в один момент. Всех вместе и каждого по отдельности. Да так прикроет, что… после этого случайные знакомые их соседей лет десять по ночам от кошмаров вскрикивать будут.

– Иди ты?

– Вот так.

– А он из каких будет? С Лаврентием Палычем, случайно, дружбу не водил?

– Нет, Саша, не водил. А вот его учителя расстрелять Лаврентий хотел. Это было.

– И что?

– Не получилось.

– Как это? Чтобы Берия кого-то расстрелять хотел, и у него не получилось? Так не бывает. Не могло так быть.

– Было, – кивнул Волков.

– Что ж за учитель такой у твоего Деда был? И чему это он его, спрашивается, учил?

– Да, собственно, профессии и учил. И звали его Илья Григорич. По фамилии – Старинов. Он вообще-то жив еще. К нему за наукой до сих пор такие люди с поклоном ходят, что… только он не всех принимает.

– А Деда твоего принимает? . – А Деда принимает.

– Вот ведь, надо же. А чего же он в Москве-то не живет?

– Кто?

– Дед.

– А зачем?

– Ну как… командовал бы там… ну я не знаю… чисто ка-анкретно ходом курантов, например, что на Спасской башне тикают. Представляешь? Сколько скажет – столько и прокукарекают. Все бы в его руках было – кому когда чего начинать, а кому вроде бы и это… типа, что, мол… пора бы уже и заканчивать. Время, дескать, твое вышло. Па-а-ашел спать, пока в рыло не схлопотал! А?

– Так, видишь ли, Саша… понял я, конечно, твою ловкую иносказательную аллегорию, но ведь вовсе не обязательно для этого в Москве жить. Даже и наоборот.

– Наоборот?

– Ну конечно. В том-то и дело. Куранты курантами, но ведь еще и другие механизмы имеются. Дистанционного, тэс-скать, управления. И вообще, он питерский, как ты да я. Ты бы в другом городе жить смог бы? Чтобы с тоски не сдохнуть?

– Старинов… кто такой, почему не знаю?

– Ну и о чем с тобой тогда разговаривать? И кто ты после этого?

– А кто я после этого?

– Мудак ты, ваш бродь, после этого.

– Н-ну… на тако-ое ва-аше заявле-е-ние, – склонившись над столом нараспев произнес Адашев-Гурский, – я бы должен, был, навер-рное, ответить р-разве что левор-рвер-рной пу-у-улей!

– Короче, пойди она с этой самой кассетой в менты и накатай на меня заяву, отмываться Деду все равно придется. Вот Борманюга все это прикинул и заявил:

«Давай-ка, сдавай волыну, тачку и удостоверение. И дуй отсюда крупными скачками. Чтоб духу твоего здесь больше не было!»

– А ты?

– А что я? Мне что, оправдываться перед ним прикажешь? – вскинул глаза Волков. – Ну, ключи от машины я на стол бросил, а уж ксиву и ствол… это уж извиняй! Вот он у меня, – Петр приподнял левую руку и похлопал себя под мышкой, – я его только Деду верну.

– Значит, оправдаться все-таки надеешься.

– Да не буду я оправдываться. Подстава, она подстава и есть. И если одного моего простого честного слова для разрешения всей этой непонятки недостаточно, то… уж тогда извиняйте, господа товарищи, вам дальше жить. Но без меня. В общем, если будет у Деда желание вникнуть в суть вопроса – хорошо, а не будет… н-н-ну и не будет. Не в последний же раз на свете-то живем. Ну на самом-то деле. А? Сань, ну разве не логично? О, а во-о-от и Андрей Иваныч! С облегчением организма я вас поздравляю.

– Благодарствуйте, – Андрей отодвинул стул и, чуть покачнувшись, уселся к столу. – А я тут, господа, анекдотец прелюбопытнейший выслушал. Про то, как едут, дескать, в железнодорожном купе два человека, причем один из них грузин, а второй… – Он налил себе в рюмку водки, выпил и задумался.

– Ну? – спросил Адашев-Гурский.

– Что?

– А второй?

– А-а… ну, второй, наверное, тоже грузин, я, честно говоря, не знаю. И вот, короче говоря, один из них вдруг взял да и пукнул! Да еще и так громко…

– И?..

– Да, собственно, и все вроде бы, – пожал одним плечом Андрей Иваныч. – Но я почему-то очень смеялся.

– И вот еще что, – Волков откинулся на спинку стула, – никак не оставляет меня ощущение, что… что стоит за ними кто-то, за двойняшками этими. Они же молоденькие и, в общем-то, глупые. Ну не то чтобы уж совсем, но… слабо, на мой взгляд, им самостоятельно такую со мной канитель вертануть. Тут другие мозги нужны. По-другому устроенные. Крутит сестренками кто-то, зуб даю. Вот бы мне кого достать!

– Чика? – предположил Гурский.

– Может, и он, – задумчиво кивнул Петр. – Но ведь и к нему на кривой козе не подъедешь, ведь предъявить что-то нужно, н-ну… хотя бы для начала разговора. С Дугиным Игорьком тоже потолковать было бы нелишне, он же при Заславском замом состоял, все расклады наверняка знает. Да и с куклами этими еще хотя бы разок встретиться. Но… никто из них теперь и слова мне не скажет. На пушечный выстрел ко всей этой запутке мне теперь не подойти, а сидеть вместо этого на жопе ровно и дерьмо хавать, пусть даже и без особенного для себя аппетита. Ведь так вроде бы дело выходит, а? Вот, Андрей Иваныч, вот скажи честно, какое, например, твое на этот счет будет рассуждение? Хотелось бы тебе дерьмо хавать? И еще и сидя на жопе ровно? Только говори честно…