Шерлок Холмс идёт по кровавым следам - [61]

Я сделал то, о чём меня просили, а Холмс взял с каминной полки коробку сигар и предложил её Ван Хельсингу.

— Прошу прощения, Холмс, — сказал тот. — Не хочется быть невежливым к хозяину, но я не курю сигар, а предпочитаю вот эти маленькие сигары с обрезанными концами.

В подтверждение своего заявления Ван Хельсинг вытащил из внутреннего кармана кожаный портсигар.

— Но вы просто должны! — воскликнул Холмс, пододвигая коробку к Ван Хельсингу, который был несколько ошеломлён настойчивостью моего друга. — Должны попробовать одну.

— Хорошо, — неохотно согласился Ван Хельсинг.

Стоило ему открыть коробку, как выражение вежливой сдержанности сменилось у него радостным удивлением. Коробка была пуста, если не считать маленький блестящий предмет, на котором заиграл свет, как только Ван Хельсинг вынул его.

Холмс тихо засмеялся.

— Прошу извинить меня за несколько театральный способ презентовать вам сувенир, который напомнит вам о нашем сотрудничестве, но я просто не смог удержаться. — Внимательно рассматривая предмет, Ван Хельсинг едва ли слышал эти слова. — Это перстень графа Дракулы, — объяснил Холмс. — Всё, что осталось после того, как высохла отрубленная кисть. Я подумал, будет правильно, если он достанется вам.

Ван Хельсинг поднёс подарок к свету, с удовольствием разглядывая его. Это было простое золотое кольцо с большим сверкающим рубином, по центру которого виднелось какое-то тёмное пятно, как намёк на чёрное сердце злодея, некогда его носившего.

— Прекрасный сувенир, мой дорогой Холмс, но я не могу его принять. Ведь именно вы довели до конца эту наиопаснейшую игру, и поэтому перстень — ваш трофей.

— Чепуха! — воскликнул мой друг. — Я хочу, чтобы перстень был у вас. Вы много лет подряд добивались уничтожения графа Дракулы. И вот вещественное доказательство того, что с этим самым злобным существом наконец покончено.

Ван Хельсинг собрался было снова возразить, но его остановили поющие голоса. С улицы доносились звуки первого рождественского песнопения. Мы все подошли к окну, чтобы посмотреть на полдюжины припорошенных снегом юнцов, которые, сгрудившись у нашей двери, с большим чувством пели, подняв к нам лица, освещённые светом фонаря, зажатого в руке у самого высокого из детей.

— Время доброй воли для всех людей, — пробормотал Ван Хельсинг себе под нос, кладя перстень в карман.

Мой друг дождался, пока певцы закончат рождественское песнопение, и затем, подняв оконную раму, бросил им несколько серебряных монет с сердечным пожеланием «весёлого Рождества».

— Весёлого Рождества, — последовал оживлённый ответ, и дети отправились дальше по занесённой снегом улице.

Вскоре после этого Ван Хельсинг ушёл, сказав, что это наша последняя встреча перед его возвращением домой для встречи Нового года с семьёй. Мы проводили его на улицу и помогли нанять двухколёсный экипаж. Ещё раз поблагодарив нас, он исчез из нашей жизни в снежном вихре.

По возвращении в нашу уютную гостиную на Холмса вновь напало уныние. Пока я сидел у камина и с наслаждением курил, он достал скрипку и принялся извлекать из неё какую-то невразумительную мелодию, без сомнения, собственного сочинения. Поначалу звучание было резким и негармоничным, но постепенно мелодии становились более приятными. Наконец он перешёл на рождественские гимны. Я прикрыл глаза, полностью погрузившись в мастерскую игру Холмса и слушая умиротворяющие мелодии, посвящённые стародавней истории младенца Иисуса, родившегося в хлеву. Приятно было думать, что в эту пору рождественских праздников мы с Холмсом внесли свою скромную лепту в общее благополучие.

Перед тем как отправиться спать, Холмс зашёл в свою спальню и вернулся с двумя пакетами, которые вручил мне.

— Полночь уже миновала. Это для вас, Уотсон, — небольшие рождественские сувениры, — молвил он.

— Ах, благодарю вас, Холмс, — удивлённо воскликнул я, разворачивая подарки.

В одном пакете была коробка моего любимого табака, а в другом большая записная книжка в красном кожаном переплёте, с моими инициалами, оттиснутыми в золоте, в правом нижнем углу.

— Это для вашей хроники по делу Дракулы, — объяснил Холмс. — История, для которой мир ещё не подготовлен, поэтому ваши записи не должны пока разглашаться.

Я кивнул в знак согласия.

— Поскольку сейчас время подарков, примите, пожалуйста, это с наилучшими пожеланиями, — сказал я, доставая из ящика бюро небольшой пакет и вручая его Холмсу.

— Спасибо, Уотсон, — произнёс он, развернув подарок и увидев, что это очередная трубка для его коллекции. — Пенковая трубка. Такую я ещё не пробовал. Буду предвкушать первую утреннюю затяжку, а сейчас я порядком устал, так что пожелаю вам спокойной ночи.

Взволнованный этой встречей, я совсем не хотел спать, поэтому налил себе бренди и уселся к камину, наблюдая за пролетающими мимо окон снежинками и размышляя над необычайными событиями, которыми завершилось наше недавнее приключение. А потом, в ранние часы рождественского утра 1888 года, я принялся заносить в новую тетрадь с красным кожаным переплётом первые записи ужасающей истории, которую я решил озаглавить «Шерлок Холмс идёт по кровавым следам».