Шерлок Холмс. Его прощальный поклон - [5]

– В итоге он не засвидетельствовал ничего, но при ином повороте событий мог бы засвидетельствовать очень многое. Так мне видится это дело.

– Понятно, он должен был засвидетельствовать алиби.

– Вот именно, мой дорогой Ватсон, он должен был засвидетельствовать алиби. Предположим, обитатели Вистерия-Лодж были соучастниками какого-то заговора. Осуществить задуманное, в чем бы оно ни состояло, планировали, скажем, незадолго до часу ночи. Вполне возможно, что они подвели часы и Скотт-Экклз отправился в постель раньше времени; во всяком случае, похоже, что, когда Гарсиа говорил про час ночи, на самом деле было не больше двенадцати. Если бы Гарсиа успел сделать свое дело и вернуться до названного часа, у него был бы убедительный ответ на все обвинения. Англичанин с незапятнанной репутацией готов поклясться суду, что обвиняемый не покидал своего дома. Это была бы гарантия от неприятностей.

– Да-да, понятно. Но как с исчезновением остальных?

– Не располагаю пока всеми нужными фактами, но не думаю, что столкнусь с неразрешимой задачей. Было бы ошибкой заниматься гаданием при недостатке данных. А то потом, незаметно для самого себя, станешь подгонять данные под свои домыслы.

– А послание?

– Как там было сказано? «Цвета наши собственные, зеленый и белый». Похоже на скачки. «Зеленый – открыто, белый – закрыто». Очевидно, знак. «Парадная лестница, первый коридор, седьмая справа, зеленое сукно». Место встречи. За всем этим может обнаружиться какой-нибудь ревнивый муж. Предприятие явно опасное. В противном случае она бы не написала «Бог в помощь». «Д.» может послужить указанием.

– Он был испанец. Предполагаю, что «Д.» означает Долорес – распространенное женское имя в Испании.

– Отличная догадка, Ватсон, только совершенно несостоятельная. Испанка к испанцу обращалась бы на испанском. Автор послания явно англичанка. Что ж, остается только терпеливо ждать возвращения этого умницы-инспектора. И тем временем благодарить судьбу за то, что на час-другой избавила нас от невыносимых тягот безделья.

Еще до возвращения саррейского инспектора Холмсу пришел ответ на его телеграмму. Холмс прочел его и собрался сунуть в записную книжку, но перехватил мой вопросительный взгляд и с усмешкой кинул мне листок.

– Мы вращаемся в высоких кругах, – заметил он.

В телеграмме был список имен и адресов: «Лорд Харрингби, Дингл; сэр Джордж Фоллиотт, Оксшотт-Тауэрз; мистер Хайнз, мировой судья, Пердли-Плейс; мистер Джеймс Бейкер Уильямс, Фортон-Олд-Холл; мистер Хендерсон, Хай-Гейбл; преподобный Джошуа Стоун, Нетер-Уолслинг».

– Это очевидным образом ограничивает наше поле исследования, – сказал Холмс. – Не сомневаюсь, что Бейнз, с его методичным умом, уже избрал для себя какой-то похожий план.

– Я не совсем понимаю.

– Что ж, дружище, мы уже пришли к заключению, что в записке, которая пришла Гарсиа за обедом, говорилось о свидании или о тайной встрече. Если мы поняли прочитанное правильно, то, чтобы добраться до места встречи, требуется взойти по парадной лестнице и отсчитать в коридоре седьмую дверь. Значит, дом очень большой. Ясно также, что он находится в одной-двух милях от Оксшотта, поскольку Гарсиа шел в этом направлении и рассчитывал, как мне представляется, вернуться в Вистерия-Лодж не слишком поздно, чтобы потом ссылаться на алиби, относящееся к часу ночи. Поскольку вокруг Оксшотта не так много больших домов, я предпринял очевидный шаг: запросил агентов, упомянутых Скотт-Экклзом, и получил от них список. Здесь значатся все эти дома, и здесь же находится другой конец веревочки из нашего запутанного клубка.

Когда мы вместе с инспектором Бейнзом добрались до красивого городка Эшер в Саррее, время уже близилось к шести.

Мы с Холмсом, запасшись дома всем потребным для ночевки, нашли удобный приют в «Быке». Наконец мы, в компании Бейнза, направили стопы в Вистерия-Лодж. Стоял хмурый и промозглый мартовский вечер, было ветрено, в лицо брызгал моросящий дождь. Погода гармонировала и с окружением – заброшенными общинными землями, по которым шел наш путь, – и с невеселой целью, к которой он нас вел.

2. Тигр Сан-Педро

Наша тоскливая прогулка растянулась на две мили и привела к высоким дощатым воротам, за которыми начиналась тенистая каштановая аллея. Следуя по ее дуге, мы приблизились к дому – низкому и темному, почти черному на фоне сланцево-серого неба. В одном из окон главного фасада, слева от двери, слабо поблескивал огонек.

– Там обосновался констебль, – пояснил Бейнз. – Я постучу в окно.

Он пересек лужайку и побарабанил по стеклу: оно запотело, и я слабо различил человека, который вскочил с кресла у камина. Раздался громкий крик, дверь открылась, и показался полисмен, бледный и задыхающийся; свеча плясала в его дрожащей руке.

– В чем дело, Уолтерс? – резко спросил Бейнз.

Полисмен отер платком взмокший лоб и издал протяжный вздох облегчения.

– Как же я рад, что вы пришли, сэр. Вечер тянулся долго, а нервы у меня, смотрю, не те, что прежде.

– Нервы, Уолтерс? Я-то думал, их у вас вовсе нет.

– Как же, сэр, в доме тихо и одиноко, в кухне черт-те что. А тут вы стучите в окошко, и я решил, это снова оно.