Шепот Черных песков - [62]

Ахум и Кудим тоже отпили напитка жрецов из носика пузатого сосуда без ручки, который слуги поднесли им с особым почтением. Кудим впервые испил хаому, и его разум, еще не знающий влияния дурманящих соков конопли и эфедры в смеси с настоем семян ячменя и кислым молоком, освободился. Ни жара, ни мысли, которые не оставляли его в этот день – ничто больше не заботило ювелира. Он погрузился в совершенно иной мир. Возвышение могилы, спина матери, стена крепости, все люди, которые были рядом, словно растаяли, превратились в мираж, расслоились, как воздух пустыни. Кудим видел пугающий простор сухого такыра, уходящего далеко за горизонт. И земля, и небо окрасились в серый цвет, до того унылый, что первым желанием было бежать. Кудим дернулся, но его тело не слушалось, мышцы обмякли, ноги потеряли силу. И вдруг, как наяву, Кудим увидел, как разверзлась земля, и в образовавшемся проломе показалась тщедушная фигура отца. Персаух, сидя на смертном ложе, склонил бритую голову перед сыном. Сильный порыв ветра подтолкнул Кудима сзади, и в мгновение ока он оказался рядом с отцом. Их лица сблизились. Глаза Персауха – большие, выразительные, с красными прожилками в уголках – смотрели в глаза сына, сухие губы шевелились. И Кудим почувствовал нечто, что взволновало его, как никогда.

– Он хочет пить… отец просит воды!.. – Кудим еле разомкнул рот, чтобы произнести слова. Он сам слышал, как они тягуче стекают с его губ, и, как пролитая в песок вода, бесследно исчезают в могиле.

Ахум наблюдал за братом, не вмешиваясь, но приглядываясь к выражению лица Персауха. Ахум умел контролировать себя и различать происходящее на земле и за чертой, разделяющей жизнь и смерть. Когда он понял, что дух отца признал в ювелире своего младшего сына, он встал между матерью и братом, оградив его от ворот в царство Эрешкигаль и предоставив Цураам бродить там, куда вправе попасть только избранным.

Очнувшись, Кудим увидел, как Цураам поникла, опустив голову на грудь. Он протянул руку, желая поддержать мать, но брат остановил его. Никто не мог мешать старой жрице общаться с духами в их мире, даже сын.

– Мы с тобой пойдем, – шепнул Ахум, и его слова с трудом просочились в уши Кудима, все еще витающего в междумирье, но теперь уже только мыслями, – за мать не беспокойся – за ней приглядывают.

Ноги плохо слушались, но Кудим старался не отставать от брата. Он только оглянулся на мать, и в тот момент Цураам вскинула руки, покрывало с ее головы соскользнуло. Ее голос возвысился.

– Идем, брат, идем, – Ахум приобнял Кудима, уводя его. – Она разговаривает с отцом.

– О чем?

– Мало ли, – неопределенно ответил брат, – те, кто там, знают больше нас, могут помочь советом, если уметь слышать.

Туман в голове наконец рассеялся, и Кудим снова почувствовал твердую почву под ногами. Сухая от зноя, на поверхности глина превращалась в пыль. Случайный ветерок то там, то здесь вздымал ее, закручивая в тонкие воронки. Они носились по улицам и площадям, бывшими в это время дня безжизненными. Люди прятались от горячих солнечных лучей под крышами домов и под открытыми ветрам навесами. Но ветер не мог остудить летнего зноя, напротив, он обжигал лицо. Только у воды еще можно было почувствовать прохладу, но Мургаб тонким ручейком протекал в стороне, и в городе Белого Верблюда царила пустыня.

– Почему вы остановились здесь? – поинтересовался Кудим. – Здесь нет воды…

– Когда мы пришли – вымотанные долгим переходом по пустыне, вода была. Отец хотел вести нас дальше, но люди решили остаться здесь. Тогда еще не было зноя, Мургаб широко растекался над песками, его берега были зелены. Отец после жалел, что не настоял на своем. Но, с другой стороны, мы остались независимыми, когда пришли остальные племена. Кому нужны такие земли?!

– Мда… А как отец умер?

– Не проснулся утром. В те дни он плохо спал, мучимый нелегкими думами. Засыпал на рассвете. Так и в тот день. Мы не будили его. Забеспокоились, когда солнце склонилось к зениту. Цураам говорит, что отца гордость погубила …

– Как это?

– Когда Верховный жрец Маргуша стал царем, наш отец ездил в его город. Там что-то произошло, что-то, что ущемило его гордость. Цураам знает, но не рассказывает. После этого отец потерял уверенность в себе, замкнулся. Мать говорит, что обида преследовала его, что и после ухода она не оставила его. Потому он никак не обретет покой. Да и многое другое… вина перед тобой…

– Я простил его, – не задумываясь, сказал Кудим, – сегодня я понял, что нет у меня зла на отца. Ты прав, брат, дороги судьбы проложены богами…

Ахум заметно повеселел.

– Это хорошо, Эрум. Я слышал, что ты сказал, когда был там. Поверь, теперь, когда ты простил его, кувшины с водой, которые мы оставляем для него, не опустеют. Он сможет утолить жажду, – Ахум смахнул со лба ручейки пота, – да и нам бы воды попить! – он рассмеялся. – А меня ты простил за вчерашний прием?

– Я и не обижался. Сам вел себя глупо, а ты был великодушен к бродягам.

– Я расскажу тебе, – Ахум резко посерьезнел, – был заговор против царя. Многие вожди племен хотели захватить дворец, недовольны они были его правлением. Нашего отца тоже примкнуть к ним уговаривали. Но Персаух всегда в стороне от всех интриг оставался. Больше всего он ценил свободу! И он отказался. Когда заговор раскрыли, многие подумали, что это наш отец донес. Позже тех вождей казнили, их семьи в услужение верным царю племенам отдали. Тогда к нам стали приходить озлобленные люди, угрожая убить Персауха. Вредили, умерщвляя скот, сжигая хижины и посевы. Нам пришлось увеличить войско, охранять людей не только в городе, но и за его пределами. С тех пор каждого, кто войдет в город, мы берем на заметку, следим. А ты странно повел себя. Хорошо то, что ты говорил правду. Но удивил всех! Думали, что вор, а оказалось – ювелир! – Ахум снова развеселился.