Шепот Черных песков - [26]

– Ропот, господин, ропот нарастает, недовольство…

– Иди за мной! – приказал Силлум и свернул в боковой вход в храм, ведя доносчика в свою келью.

Силлум жил в одной из комнат храма, рядом с особым помещением, в котором, как и в святая святых святилища Иштар, был обустроен очаг для воскуривания ароматов и две ниши для света по обе стороны от него. Ниши были углублены в стены тремя переходами. Если бы кто-то мог посмотреть на них сверху, то заметил бы, что каждая зубчатая сторона такой ниши походила на летящую ласточку. А при взгляде сбоку три острых ребра, один глубже второго, выступали над широкой полкой. Под самым потолком над нишей строители оставили проем в два кирпича – оттуда в комнату попадал свет. Отражаясь от белых, словно отполированных до глянца, стен, он освещал помещение. От ненастья такое окно защищала нависающая над проемом крыша. В центре той комнаты Силлум устроил алтарь. Поговаривали, что на нем он остужал свою страсть, обжигая ее огнем лоно жриц и посвящая ритуал своему покровителю и властителю сердца – Священному Пламени.

Но вход в это святилище был заказан для простых смертных, хотя знали о нем многие. Вот и Яриб, неся недобрую весть Главному жрецу, с любопытством зыркнул за порог.

– Не суй свой нос, куда не следует! – прошипел жрец, перехватив взгляд своего слуги.

Тот вздрогнул. Суровый жрец внушал страх, и все рассказы о нем обрастали чудовищными слухами.

– Прости, господин, я как раз об этом, – вывернулся доносчик, кивнув на темный проем, но не решаясь еще раз взглянуть туда.

Силлум остановился, сощурился, но решил ничего не спрашивать, а выслушать прежде.

Они вошли в небольшую комнату. Ложе жреца находилось у противоположной входу стены, в нише сбоку стоял ажурный светильник. Чадящий огонек еле тлел в нем, и на стенах от него блуждали рассеченные тени. Жрец сел на ложе, устланное серым шерстяным покрывалом с двуцветной вышивкой по кайме: красные и черные нити сплетались в сложный геометрический узор, подобно мозаичному рисунку.

– Говори, – разрешил хозяин, пристально глядя на слугу.

– Ропщут вожди двух племен, дочери которых служат тебе.

– Не мне, ему, – Силлум поднял палец кверху и одновременно кивнул на огонь.

– Они об этом забыли, господин. Стенания их дочерей лишили их разума, – Яриб перевел дух, – им вторят другие, но пока тихо, те боятся, но…

– Кто? Говори имена.

Яриб перечислил имена небогатых, но уважаемых старшин из почтенных семей. Жрец кивал в ответ, и каждый кивок словно припечатывал недовольных к земле. Яриб поежился. Не хотел бы он навлечь на себя гнев своего благодетеля!

– Что еще?

– Слухи, но…

– Тебе и надлежит рассказывать обо всех слухах! – Силлум встал. Тень от его фигуры заплясала на стене, как кобра, готовящаяся к прыжку.

– Поговаривают, что к празднику освящения города особо готовятся, поговаривают… поговаривают, что замышляют убить царя во дворце, во время церемонии, а тебя… и тебя тоже, – выдохнул Яриб.

Силлум выпрямился во весь свой рост. И хоть был он не так высок, как зодчий, но длинные руки и хищный загнутый нос приводили в трепет любого, кто смотрел на жреца снизу вверх.

– Во время церемонии, говоришь…

Яриб только кивнул в ответ.

– Что ж, – Силлум зло усмехнулся, – пусть приходят! Вот что, – он сжал плечи доносчика, и тому показалось, что его ухватил когтями орел и сейчас унесет – в гнездо ли, к богам ли… – Слушай хорошо, все узнай! Кто, сколько – все! Понял?

– Да, господин!

Яриб дрожал, и жрец чувствовал его дрожь под своими ладонями. Он отпустил слугу.

– Иди и помни: пока я твой господин, тебе нечего бояться!

Когда доносчик ушел, Силлум прилег на ложе. Но огонь кипел в его жилах. Возбуждение от священного пламени, трепет тела слуги в руках, намек на неутомимость его, Силлума, страсти, подняли жреца. Он заходил по комнате, но, не утолив мужского желания, не мог думать. И тогда он пошел в дальние покои, туда, где жила свежесть молодости, откуда в этот час слышался тихий и такой притягательный смех, так напоминающий детство, когда он, Силлум, мальчиком, спрятавшись в камышах, наблюдал за купанием девушек, громко сглатывая слюну, заполнявшую его жаждущий девичьих губ рот. Но девушки не любили долговязого нескладного подростка с бегающими глазами. Они смеялись над ним, не скрывая презрения, а он сжимал потные ладони в кулаки и давился слезами.

Только одна женщина дарила ему ласку! Нет, не его мать, а младшая сестра отца – Иссур. Иссур – жена Шарр-Ама, царица и его благодетельница! Только она разглядела в отвергнутом всеми подростке умного и надежного человека. Благодаря ей он стал жрецом. Иссур приблизила его к царю. И Силлум оправдал доверие своей покровительницы! Он служил рьяно, и преданнее его не было человека в свите царя. Достигнув высокого положения, Силлум использовал свою власть во благо царской семьи. Он дал себе клятву, что никогда и никому не позволит разрушить свое благополучие, которое зависит от того, кто будет сидеть на царском троне нового города.

Обо всем этом думал Силлум, стоя за дверьми покоев юных жриц и слушая девичий говор и приглушенный смех. Но он не позвал ни одной из девушек. Силлум вспомнил намек доносчика, его многозначительный кивок. Это испортило настроение и поколебало решимость. Силлум подавил свою похоть, спрятал страсть глубоко в сердце. Но она не угасла! Она затаилась, как хитрое пламя в глубинах угольков – еще горячих, еще дышащих жаром. Стоит только дунуть – и огонь в них воспламенится с прежней силой и перекинется на новую пищу, пожирая ее с неистовством голодного зверя. «Пища» жреца всегда была рядом. Оставив девушек до поры, он направился в покои царицы Иссур.