Шепчущий мрак - [73]

Я была рада, когда завтрак закончился и мы смогли подняться с Лорой наверх, чтобы переодеться в брюки и свитеры.

На рынке Лора купила охапку бледно-лиловых рододендронов и, покинув нас с Иреной, пошла отнести их в машину.

Когда Лора была уже далеко и не могла нас слышать, Ирена резко повернулась ко мне.

— Я решила рассказать вам, — объявила она. — Вам лучше об этом знать, чтобы быть начеку и обезопасить себя. В ту ночь двадцать лет назад они оба были в студии.

Я оторопело уставилась на Ирену, она продолжала:

— В тот вечер у миссис Жаффе были билеты на спектакль, но приятельница, с которой она собиралась пойти, подвела ее, и в последний момент Дони попросила своего брата составить ей компанию. Он же уговорил ее по дороге в театр завезти его на студию. Входила ли она за ворота или нет, я не знаю. Он направился в съемочный павильон, где мисс Уорт оставалась на ночь в своей гримерке. Майлз, должно быть, пошел следом за мистером Элроем на съемочную площадку. Что произошло дальше, я не знаю.

— Но разве вход на студию не охраняется? Как он мог войти и выйти, чтобы его никто не заметил? В газетах писали, что Кэс Элрой отметился при входе, но не было никакого упоминания о докторе Флетчере. Его алиби никто никогда не подвергал сомнению.

— Никаких других подробностей я не знаю, — пожала плечами Ирена.

— Откуда же вам известно все остальное?

— Я слышала, как брат с сестрой однажды разговаривали между собой вскоре после того, как переехали в дом мисс Уорт. Они не подозревали, что я дома, и громко ссорились, что, похоже, у них бывает частенько. Доктор Флетчер, по-видимому, оказался у миссис Жаффе в руках. Возможно, ей известно, что произошло в тот вечер.

Я увидела, что Лора пробирается к нам сквозь толпу, запрудившую рынок.

— Все это теперь не имеет значения, — прошептала я Ирене. — Но спасибо за то, что рассказали мне.

— Вы считаете, что за давностью лет можно не придавать значения убийству?! Вы верите, что спустя годы можно обрести покой, совершив такое преступление?

Ответить я ей не успела да и не очень хотела. По-моему, единственным моим желанием было сунуть голову, как страус, в песок и выкинуть из нее все мысли о прошлом, которое Лора хотела забыть.

Вернувшись домой, мы по настоянию Лоры до приезда Гуннара продолжили интервью. На самом деле это мало походило на интервью, ведь я не задавала ей вопросов. Казалось, Лора сама знала, что мне пригодилось бы для книги, и охотно рассказывала истории из своего прошлого. И не только о триумфах. Она не питала иллюзий насчет своей жизни в Голливуде и не пыталась навести на нее глянец.

Во многих отношениях жизнь кинозвезды трудна и горька. Звезды считались собственностью студии, и часто обращались с ними соответственно.

Я не перебивала Лору, слушая с неослабевающим интересом. Я ни словом не обмолвилась о том, что рассказала мне Ирена. Возможно, Лора и так знала. Я ступала по тонкому льду и думала только о том, чтобы не проломить его.

Наконец приехал Гуннар. Поздоровавшись, он озабоченно спросил, как я себя чувствую, и, по-видимому, был очень доволен тем, что мы с Лорой, похоже, ладим и обе находимся в добром здравии. Но я не желала, чтобы меня одобряли только потому, что я вдруг стала внимательна и добра к Лоре Уорт.

В машине мы с Лорой сели на переднее сиденье рядом с Гуннаром, причем я очутилась посредине и постаралась полностью отдаться любованию проносившимися мимо красивыми пейзажами, чтобы на какое-то время забыть обо всем остальном.

Дом Гуннара, где он когда-то жил со своей женой, стоял на самом берегу фиорда в северной части Бергена. Это был одноэтажный современный дом, из окон которого открывался вид на городской фиорд.

Миссис Торесен тепло нас встретила, и я сразу почувствовала себя как дома. Она была высокой, некрасивой, но твердого и решительного вида женщиной, державшейся с не меньшим достоинством, чем Лора. Норвежские женщины весьма независимы и в организации совместной жизни часто бывают на равных с мужьями. Гуннар рассказывал, что его матушка активно занимается городскими делами, и я живо представила себе миссис Торесен возглавляющей разного рода комитеты, решающей, трудные общественные проблемы разумно и умело.

Она превосходно говорила по-английски с тем же британским акцентом, что и Гуннар. По довольному взгляду, которым она следила за сыном, когда он двигался по комнате, было ясно, что она им гордится, но в ее чувстве не было ничего безрассудного или деспотичного. Она давала ему право быть самим собой так же, как она была сама собой и ни от кого не зависела.

Пока мы сидели в красивой гостиной, когда-то принадлежавшей Гуннару и его жене, я обратила внимание на фотографию в серебряной рамке, стоявшую на рояле. Я сразу поняла, что улыбающаяся блондинка на фотографии — это Астрид, жена Гуннара. Я не желала знать, какая она, как выглядит, и больше уже намеренно не смотрела в сторону рояля.

— Прошло немало времени с тех пор, как вы в последний раз были у нас, — говорила миссис Торесен Лоре. — Я рада, что вы хорошо выглядите и счастливы. И мне очень приятно, что вы привезли с собой мисс Холлинз. Гуннар много рассказывал мне о вашем отце, мисс Холлинз.