Шелихов. Русская Америка - [7]
Рукавицы сняв, поясным поклоном низким поклонился он городу родному и стоял, согнувшись, долго.
Мужичонка, сидевший в передке саней, шмыгнул носом, голицей вытерся. Тоже русский был человек. Да и знал — седок его в дорогу не ближнюю собрался.
Григорий неловко в сани влез, сказал севшим голосом:
— Трогай.
Мужичонка подобрал вожжи. Кони с хрустом оторвали примерзшие к насту полозья, и сани пошли всё шибче и шибче.
Григорий Шелихов в дороге приглядывался: каков он, сибирский край, о котором сказы сказывали чудные?
Русского человека широтой земли не удивишь. Курские просторы, на которых вырос Гришатка Шелихов, тоже не тесны. Пойди окинь взглядом поля и перелески, опушки да земли пойменные, рощи, лужки, выгоны. Широко. Дух захватывает. Ястреб высоко в небе плывёт — и то землю эту взглядом не охватит. А края сибирские — всё же широтой удивили Григория. Да Сибирь и кого хочешь удивит. Спору нет — велики, неоглядны среднерусские раздолья, а всё же в сравнение с сибирскими не идут.
Как на Урал-камень взошли, Григорий глянул и даже растерялся.
Ясность необыкновенная стояла в морозном воздухе, и в ясности этой увидел он леса такие дальние, что показалось — они из-за края света выглядывают. А ещё и дальше угадывались земли, и ещё дальше, и ещё...
Ямщик из местных, крепенький — чувствовалось, надёжной кости, — видя удивление проезжего человека, сказал:
— Не то ещё будет. У земли этой конца нет.
Уверенно сказал, дело разумея.
И ещё сказал, насунув на глаза брови:
— Богата земля, богата, но... страшна.
Григорий оборотился к нему удивлённо:
— Страшна?
Ямщик хмыкнул:
— Поблазнит она мужика рухлядишкой меховой, которой и цены нет, заведёт вдаль и погубит! По тайге мужичьих костей много разбросано... Земля такая, что на тысячи вёрст одного человека встретишь — скажи, повезло... Пойди, поборись с ней... — Ямщик странно скосоротился.
Но Григорий, по младости, слов этих не воспринял. Его другое к размышлениям приводило.
До Урала добирались — вокруг одна нищета. Голь. Избы в деревнях с просевшими крышами, завалившиеся хлева, некормленная скотина орёт. Да и одно слово, что скотина. Шкура шелудивая да кости, торчащие, как стропила на худой крыше. Мальчишки сопливые, золотушные, в коросте бегут за санями, тянут за сердце:
— Дядя, неделю не жрамши, дай хлеба кусочек!
У баб исплаканные лица. Глаза болью налитые. Горем. Даже дым над деревнями горький, голодный, застревает в горле комом. Мужики встречные одно тянули:
— Разор... Помещик заел. Уж и не знаем, как быть...
И глаза мужиков собачьи. Забит и зол до крайности был мужик.
А за Урал перевалили, навстречу обоз за обозом. И сани все груженные с верхом. Везли всякое, но больше обозы шли со шкурами соболей, бобров, горностаев, лисиц, песцов, с салом, рыбой, добрым зерном, коровьим маслом, да таким, какого Григорий и не знавал. На что курское маслице вкусно — скот на заливных лугах нагуливал молочко густое, — а такого не было. Жёлтое масло, душистое. Пахты, почитай, в нём и нет.
Шелихову говорили:
— Купцы сибирские деньги большие, чем с меховой рухлядишки, с масла этого берут. Травы здесь богатющие.
Обозы шли и шли. Кони в пару. Знать, торопились. Рядом с санями шагали мужички в тяжёлых тулупах, подвязанных кушаками. Весёлые мужички. И мороз хоть был свиреп, этим, казалось, всё нипочём.
А немереные вёрсты разворачивались и разворачивались, и, казалось, впрямь конца земле этой нет.
В Иркутск въезжали, едва разгорался день.
На Курщине таких зорь не видывали: в полнеба красный пожар до нестерпимости, синие дымы и розовый снег. И тишина, тишина такая, что, будто схваченный морозом, воздух застыл глыбой льда — необыкновенной прозрачности. Слышен только полозьев санных скрип пронзительный да звон подков, бьющих в голосистый, что медь колокольная, дорожный наст.
Зима была снежная, но улицы в Иркутске наезжены хорошо: ни тебе завалов или перемётов каких. И хотя ранний час, людно было в улицах. Кричали сбитенщики, товар свой горячий выхваляя, сновали пирожники с лотками, артелями шли мужики с пилами и топорами — знать, дроворубы. В санях, на чистом рядне, постеленном на жёлтую солому, везли кругами замороженное молоко, байкальскую рыбу, омуля. Люди смуглолицые, широкоскулые, узкоглазые — буряты, сказали Григорию, — гнали скот. Мохноногий, пёстрый, мелкий, но не тощий.
Сами же улицы дивными показались Шелихову. Корытами обледенелыми представились они ему. По дну людской поток тёк, а поверху громоздились дома. Причём на улицу выходили всё больше амбары, лабазы, сараи, хлева. Крепкие, надолго строенные из могучего леса. Сами же дома стояли в глубине усадьб, сзади хозяйственных построек. Дома больше об одном, но были и о двух, и о трёх светах, с крышами, крытыми добрым тёсом. Заплоты высокие окружали усадьбы с воротами надёжными. За таким заплотом и от разбойного люда при нужде отсидеться можно. Да ежели ещё с ружьишком хозяин сидит, то и боем усадьбу такую не возьмёшь.
Ямщик, зная, что седок его к Голикову едет, дороги не спрашивал — за один угол завернул, проулком проехал и прямо к дому купца вывез.
Дом в два света. Ворота из широких плах, крепостным под стать. Лабазов же, лабазов — не счесть.
Этот номер журнала посвящен 50-летию Великой Октябрьской Социалистической Революции.На 1-й стр. обложки — рисунок П. ПАВЛИНОВА к повести Юрия Федорова «Там, за холмом, — победа».На 3-й стр. обложки — рисунок Г. МАКАРОВА к рассказу К. Алтайского «Ракета».
Высокохудожественное произведение эпохального характера рассказывает о времени правления Бориса Годунова (1598–1605), глубоко раскрывает перед читателями психологические образы представленных героев. Подробно описаны быт, нравы русского народа начала XVII века.
Роман из истории Петровской эпохи. В центре повествования — сподвижник Петра I, дипломат П. А. Толстой, жизнь которого была примером самоотверженного служения России.П. А. Толстой остался в истории как деятель, действовавший на грани риска и мудрой расчетливости, как один из блестящих умов своего времени. Сложны, противоречивы коллизии его жизни: посол при султанском дворе в Константинополе, узник знаменитого ужасами Семибашенного замка, глава Тайной канцелярии, приводившей в трепет самых мужественных, и падение в бездну черной тюрьмы Соловецкого монастыря.Роман написан ярким, образным языком, с превосходным знанием исторических, реалий.
Книга «За волной — край света» — продолжение рассказа, начатого романом «Державы для…». В нем рассказывалось, как Григорий Шелихов вместе в купцами Иваном Голиковым и Иваном Лебедевым — Ласточкиным образовывают мореходную компанию и строят на острове Кадьяк, вблизи берегов Америки, крепость.
Русские мореплаватели и купцы давно стремились проникнуть к Тихому океану в поисках торговых путей на Восток. Еще в 1648 году экспедиция Семена Дежнева открыла пролив, разделяющий Азию и Америку. Однако из-за тумана самой Америки увидеть не удалось.Первыми русскими, которые оказались на тихоокеанском побережье Северной Америки были участники экспедиций Витуса Беринга и Алексея Чирикова в 1741 году на кораблях «Святой Петр» и «Святой Павел». Тогда были открыта Алеутские и Командорские острова, произведена первая разведка берегов Аляски.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга Константина Колотова, современного российского путешественника, отправившегося в кругосветное путешествие на велосипеде, приглашает читателя разделить этот дальний (и до сих пор продолжающийся) путь по величайшим точкам планеты Земля. Настоящая книга призвана показать, что мир бесконечно глубок и прекрасен.
До сих пор Япония для нас – это страна, лежащая за пределами наших представлений о мире, за гранью действительности, обитель сновидений. Писатель Марина Москвина и художник Леонид Тишков побывали в Токио, Киото, Наре, прошли по тропинкам поэта Басё, медитировали в монастырях, поднялись на Фудзи – так родилась эта головокружительная книга, где сквозь современность просвечивает образ древней Японии, таинственной земли, по которой бродят тени дзенских Учителей, где звучат и поныне голоса мастеров японской поэзии, бросивших вызов не только поэзии о любви, но и самой любви…
В этой книге россиянка, много лет прожившая и проработавшая в Японии, рассказывает о том, чего нельзя узнать из обычных путеводителей, на что вы вряд ли обратите внимание, даже приехав в Японию в качестве туриста. Как сильно на самом деле отличается японский менталитет от русского и с какими курьезами пришлось столкнуться автору лично и почему.
В этой книге все просто. Никаких “поверните направо, а потом налево”, “здесь вы можете купить магнит, а здесь нет”, “вам стоит посетить историческую постройку никто не помнит какого века”. Об этом много написано и сказано, достаточно заглянуть в Google. Мы с Саньком вернулись из Италии с огромным багажом и ручной кладью крутых эмоций, знакомств и приключений, которыми захотелось поделиться. Написанное ниже будет полезно для начинающих путешественников, любителей приключенческих историй и всех тех, кто не прочь посмеяться над чужими провалами.
Во все времена находились люди, которым было скучно в собственном доме и которых манили дальние страны. Они отправлялись в путешествия, таившие массу опасностей, но это только разжигало азарт искателей приключений. В данном томе представлены жизнеописания Афанасия Никитина, Семёна Дежнёва, Ерофея Хабарова, Фердинанда Врангеля, Ивана Крузенштерна, Василия Головнина, Николая Пржевальского и многих других прославленных мореплавателей и первопроходцев XV—XIX вв. Книга рассчитана на всех, интересующихся историей России.
Новый роман писателя-историка Л. Дёмина рассказывает о жизни и судьбе знаменитого российского землепроходца Ерофея Павловича Хабарова (?—1671).
Один из наиболее прославленных российских мореплавателей Василий Головнин прошел путь от кадета Морского корпуса до вице-адмирала, директора департамента кораблестроения… Прославленному российскому мореплавателю В.М.Головнину (1776-1831) посвящен новый роман известного писателя-историка И.Фирсова.
Исторический роман Е. Фёдоровского — первое в России жизнеописание великого русского мореплавателя Фаддея Беллинсгаузена. В книге подробно рассказывается об антарктической экспедиции 1819—1821 гг. на шлюпах «Восток» и «Мирный», благодаря которой на карту был нанесён новый материк Антарктида.