Шёл старый еврей по Новому Арбату... - [55]

– Да я! – возопил Штрудель. – Десять лет учил всякие языки, а кукарекнуть на них не способен!

– Зато я. Накричался по материкам. Голос сорвал.

Под одеялом было тепло, надежно, не обидчиво, но петух расслабиться не позволил:

– Откидывай одеяло, Штрудель!

Откинул.

– Решай, Штрудель: жизнь в мечтах, которых не дождаться, или по тропам, куда колея вынесет.

Решил.

Встал.

Позавтракал.

Заторопился в банк – вернуть давний долг, но петух прикрыл глаз, произнес стихосложением:

– Две шпроты спозаранку попасть стремятся в банку. Банка железная, не всякому полезная.

Кичливый. Чванливый. Кавалер ордена Золотого Гребешка Первой степени.

– Что это значит? – закричал Штрудель. – Пифия чертова, не выражайся иносказательно!

Петух закрыл глаза, словно заснул, и Штрудель решил: "Пойду завтра". Завтра наступит не скоро, за то время будет скачок валюты, и он заплатит меньше. На значительную сумму.

Вышли из дома.

Двинулись ходко, почти в ногу.

– Далёк ли путь? – спрашивал. – Велики ли расстояния?

– Два петушиных крика, друг мой. Два петушиных. За полноводную реку Умолчания, в долину Неведения, где край непуганых птиц, духовитые травы по пояс, солнце перекатывается по верхушкам баобабов; куда устремляются бескорыстные, не падкие на стяжания, ибо нечего там разграбить.

– Туда мы направляемся?

– Если бы…

Шли дальше.

Оглядывали окрестности.

– Ах, Штрудель, Штрудель! – возопил попутчик. – Встретишь судьбу свою, руку пожмешь, пойдешь рядом, шаг в шаг. А там и друга заимеешь, женщину возжелаешь, тень отбросить на неведомое, – плохо ли?

– Нужно мне это?

– Нужно, Штрудель. Просто необходимо. Видел ли ты летающие острова, окруженные сиянием? Женщин, которые рожают в пятилетнем возрасте и затем умирают? Мужчин со спермой черного цвета?

– Нет. Не видел.

– Видел ли ты существо без головы, питающееся одними запахами? Зайца, который погибает при виде человека, искусав самого себя? Горный ручей, что возопит человеческим голосом: "Привет тебе, Штрудель!.."?

– Нет, нет и нет! Подобное недоступно моему пониманию.

Петух взглянул с интересом:

– Умнеешь, Штрудель. На глазах.

– А ты, петух, видел?

Ответил загадочно:

– "Нет ничего достоверного кроме недостоверности". Навсифан, греческий философ. Четвертый век до новой эры.

Остановились. Определились в пространстве.

– Так, – сказал петух, – где у нас зюйд-зюйд-вест? А вот и он. За углом.

– Что там? – боязливо спросил его попутчик.

– Там, Штрудель, твое вчера. Твое, быть может, завтра. Но прежде остережение.

Оглянулся – не подслушивают ли, понизил голос:

– Не удивляться. Не падать в обморок. Не вмешиваться в естественный исторический процесс. А также иное, немаловажное для стороннего наблюдателя. Когда прыгаешь в жизненный поток, Штрудель, в его течение, не отставай и не обгоняй обитателей этого потока. Иначе ничего не распознаешь.

И последнее:

– Осторожно! За углом – реальность.

Завернули за угол, застыли в остолбенении.

Глава вторая БОЯЗНО ЧЕГО-ТО…

1

На крыше дома…

…на самом ее карнизе…

… завис над бездной одинокий страдалец.

Этаж девятый, а то и семнадцатый.

Сразу не распознать.

Стояли доброхоты на газоне, интересовались, задрав головы:

– Э-ээй!.. Чего там делаешь?

– Жизни себя лишаю.

– Может, не надо?

– Надо.

Меленький‚ кургузый‚ с выпирающим наружу животиком.

– Желаю… Свершить задуманное. Воспарить наподобие ангела.

– Ты и есть ангел, – сказали с земли.

– Нет. Я счетовод.

– Ошибаешься. Ты ангел. Воспаряй без сомнений.

И солнце – в подтверждение – высветило у страдальца ореол вокруг полированной лысины.

– Поверьте мне‚ я счетовод.

– Ангелы тоже могут быть счетоводами.

– Но счетоводы не могут быть ангелами.

– Не скажи‚ – возмутился один из доброхотов. – У меня, к примеру, сосед-счетовод. Не человек – ангел.

– Что же он считает?

– Грехи. Он считает грехи.

Потоптался на карнизе.

Печально усмехнулся:

– Я старый. Старый и лысый. Ангелы такими не бывают.

– Бывают! – закричали наперебой. – Еще как бывают! Когда у ангела много забот и мало радости‚ он тоже старый и лысый.

Признался через силу:

– Язва. Камни в почках. Суставы опухают. Зубы ни к черту…

– Так и должно быть. У пожилых ангелов то же самое. Язва‚ камни в почках‚ зубы ни к черту.

– Зачем вы меня убеждаете? – взмолился. – Какой вам интерес?..

– Никакого. Но твоя неосведомленность – на грани с недомыслием.

Задумался.

Взмахнул руками словно крыльями.

Осмотрел крышу.

– Здесь мало места. Не разбежаться… Нужен, наверно, разгон.

Посовещались внизу. Решили:

– Можно и без разгона. Даже удобнее.

Тут толпа набежала. Мороженое подвезли на продажу. Горячительные напитки. Пузыристое ситро на разлив. А также шарики на резинках, «тещины языки», «уди-уди» с омерзительным писком.

– Эй, погоди прыгать! – заблажили продавцы. – Дай наторговаться!

– Я не спешу, – ответил с готовностью. – Вид отсюда – закачаешься.

– Отойди от края! От края отойди!.. Закачаешься – упадешь, а у нас товар не распродан.

Выпили горячительные напитки, доели мороженое, наигрались в шарики и «тещины языки».

Спели под гармонь.

Станцевали.

Приустали от зуботычин.

– Прыгай давай…

– Не томи душу…

– Раз – и об асфальт...

Страдалец – уже в сомнениях:

– Да я воспарить хотел. Наподобие ангела…