Шебаршин. Воспоминания соратников - [10]

Работа в поле — это одно. Но как не стушеваться, когда тебя впервые вызвал сам шеф внешней разведки! Вывел меня из оцепенения Леонид Владимирович своим коротким деловым приветствием, точными и сухими вопросами: как я готовил свою записку, каковы источники, каковы мои оценки перспектив развития обстановки в пока еще союзной республике и т. п. Казалось бы, обычные в нашем деле вещи. Как часто потом я мысленно обращался к нему, когда сам задавал эти вопросы другим, всякий раз представляя, как это сделал бы он! Годы спустя мы с ним вспоминали с улыбкой, что один его вопрос тогда все же застал меня врасплох — когда он спросил, сколько дней я писал записку. Вот незадача! Скажешь меньше, чем на самом деле, — авантюрист, больше — тугодум. Ни то ни другое мое молодое самолюбие не устраивало. Решил ответить как есть: две недели. Похоже, попал в точку: шеф понимающе кивнул.

Долгий путь с тех пор пришлось пройти, чтобы удостоиться встреч за семейным столом, скромных пельменей на его кухне, «допуска» к его библиотеке, его участия в редакции моих скромных трудов. Наконец, его первых скупых мужских объятий и первой дарственной надписи на книге: «Моему другу…». Искренне дорожу этими бесценными реликвиями, почитаю их высшей наградой за пройденное и прочувствованное за три с лишним десятка лет в строю. С перерывом в один год я потерял отца и шефа. Горюю по ним одинаково. Вечная память простому фронтовику, закончившему Отечественную сержантом, и видному советскому Генералу!

Интересовала ли шефа политика, жизнь страны, разведки? Еще бы! (Его коронное: «Забыть ли старую любовь и службу прежних дней?»). Только об этом с ним говорили всегда в общем, «без оценок и фактуры», никогда не злорадствуя, что где-то что-то не так. Это было табу и для него, и для нас. На встречах ветеранов, на юбилеях, при обсуждении политических тем в любом формате он был всегда непреклонен: о прошлом, о разведке — хорошо или никак. (Помните: «Не стоит возвращаться в прошлое. Там уже никого нет»? Или: «Прошлого не вернешь, настоящего не удержишь, будущего не узнаешь…») Один его афоризм выделяю особо: «Не Отечество нуждается в героях, а герои в Отечестве».

Честно говоря, порой возникали сомнения в его искренности, когда он говорил: «Телевизора не смотрю и тебе не советую», ибо на его рабочем столе громоздились газеты не самого высокого качества. Мы, уже шарившие по интернету, снисходительно относились к консервативным чудачествам шефа, к его старой закалке. Понимали, как для него мучительно оставаться в стороне от того широкого информационного потока, что он пропускал через себя десятилетиями. Тем более поражала его прекрасная осведомленность о делах в мире, в стране, точность его формулировок, оценок, прогноза. Вот что значит старая школа! Школа Шебаршина.

Увы, начинаем привыкать к печальным вестям об уходе товарищей. Но страшная весть о его кончине в марте 2012-го прозвучала не только неожиданно, но и необычно для мирных лет. Тревожным выстрелом она всполошила птиц в Тверских переулках и в Марьиной роще, на башнях Смоленской высотки и в тихом лесу в Ясенево, больно ранила сердца в самых разных уголках России, во многих ее посольствах за рубежом. Хотел ли он, чтобы его последнему шагу было придано столько общественного внимания? Уверен, нет. Прерви он свой полет как-то по-другому, не нажимая на спусковой крючок (хотя собственно, почему боевой генерал должен делать это по-другому!), все равно пресса искала бы в его поступке какой-то тайный смысл, скрытые пружины, заговор. Такова уж участь всех видных и незаурядных личностей: обществу просто интересно, что же они хотели сказать своим уходом…

Нашлись и те, кто призывал не усердствовать, чтя его память, намекая, дескать, самоубийство негоже для православного христианина, русского офицера и т. п. Другие промычали что-то типа: жаль… но что особенного для страны он сделал? Не могу не вспомнить самого Л. В.: «Собачья мысль: если укусить боязно, а лизнуть — неудобно, проскули что-нибудь невнятное». Зато простые люди не стеснялись в высказываниях в те дни. Вот один из откликов: «Впервые вижу в Интернете 99 % достойных комментариев. Вот это рейтинг! Вечная память героям!». Или откровенное: «Спасибо вам от народа России!».

В минуту прощания тысячи сердец заныли: прощай, Командир, наша совесть, совесть разведки! Вспомнилось его коронное: «Наше время придет, но нас оно уже не застанет».

Перечитывая талантливые книги шефа, невольно проецируешь их на нашу действительность. Как точно он понимал, что новые векторы нашей внешней политики захлебнутся, так и не принеся пользы. Лишь вред да потерю лица. Слыша сегодняшнюю демагогию о нашем особом пути, мучительные поиски «национальной идеи», невольно обращаемся к Л. В. Шебаршину, для которого никогда не стоял вопрос об идее и смысле жизни. На его надгробье на Троекуровке — его слова: «Для того чтобы служить делу, надо верить в его правоту, в то, что оно является частью чего-то большего, чем жизнь»… Вот простой ответ на рассуждения об идее, которую не ищет теперь только ленивый…

Чем же теперь живем мы, бывшие разведчики? Ответ за всех нас дал шеф: «Случается, что служба и жизнь составляют для человека единое целое, причем все светлые черты того, что именуется жизнью, с течением лет все больше и больше подчиняются интересам службы, растворяются в ней. Неприметно для себя человек начинает тосковать, отрываясь от своего дела, от рабочего места, чувствует себя потерянным в дни вынужденного безделья, которые бывают у него так редко. Работа, которой долгие годы занимался я и мои коллеги, интереснее, увлекательнее всего, на мой взгляд, что могла предложить жизнь. Так мне казалось и кажется до сих пор. Жизнь — часть работы, и всегда думалось, что они пресекутся одновременно.