Щорс - [73]

— Вот приехала… — Фрума встретила в горенке.

— И хорошо сделала. Навряд ли выполнил бы я обещание…

— Я поняла это из письма.

За ужином Николай хвалился делами на фронте, сетовал на нехватку командного и политического состава; с увлечением, как мальчишка, говорил о своем сокровенном: открывает школу краскомов. Приготовлено помещение — бывшее епархиальное училище, — подобраны работники, лекторы, строевые командиры.

— Думаю, через неделю приступим к занятиям. Курсанты не собрались. Лучших хлопцев забрали из батальонов. Богунцы выделили до сотни. Столько ждем и таращанцев. Чую, батька Боженко носом крутит, придерживает геройских парней, не хочет расставаться. Не верит, что возвратятся они к нему.

Утром, когда Николай собирался в штаб, Фрума спросила:

— В качестве кого мне представляться?

— Как кого… Жены. Этого мало?

— Нет, не мало…

Во взгляде ее было такое, от чего он оставил дверную ручку.

— Конечно, сидеть без дела, чувствовать себя чужой среди моего окружения… Подив задыхается без людей. Залевский да Коцар. Пойдешь секретарем к ним. Издадим приказ. Поговорю с Исаковичем.

Он привлек ее за хрупкие плечи.

Завертели Николая тыловые будни. Подив один забирал уйму времени. На третий день своего существования провели съезд политкомов. Собрали всех, кого достали коннонарочные и телеграфные провода; кое-кто явился даже из наступающих частей, с Горыни. Спешно создавались комячейки в полках. Удачнее сложилось в Богунской бригаде, стоявшей резервом в окрестностях Житомира. Торжественно открыли клуб в одном из красивых зданий на городской площади. Клуб предназначался в первую очередь для курсантов; политотдельцы тотчас взялись за устройство библиотеки, читальни. Все свободные помещения приспосабливали под культурно-просветительные кружки. Встал вопрос об учителях. Дошло дело до приказа войскам об укомплектовании школ грамотности в частях дивизии преподавательским составом. Учителя должны набираться из среды красноармейцев. Добровольцы. В случае невозможности брать профессионалов через местные биржи труда. Установили и жалованье, временно, впредь до получения ставок из центра.

Там, где стояли войска, инструкторы-политотдельцы укрепляли Советскую власть — создавали комячейки; местным коммунистам помогали при сельисполкомах открывать народные дома, избы-читальни, делились литературой. Инструкторов, обосновавшихся в селах, начали называть крестработниками. Победное шествие дивизии каждый день прибавляло забот; крестработники пробирались в самые глухие и отдаленные села и посады, куда никогда не проникал светлый лучик. Не только читать — газет селяне не видят.

Начподив, измотавшийся, приставал с ножом к горлу. Газет! Газет! Брошюр! Новых революционных пьес, песен. Исакович с усмешкой разводил руками:

— Сам газетчик, знаешь возможности типографии…

— Ничего я не знаю! — кипятился Залевский, ища взглядом поддержки у начдива. — Сколько освобождаем сел!.. Невежество, темнота. Хоть бы дивизионку нашу! Люди печатного слова не видали сроду.

— А бумага?

— Вагон-типографию оставил нам Симон Петлюра, — пояснил Николай. — Сегодня-завтра подгонят. Разжились и бумагой. Тысяч до тридцати увеличим тираж газеты. Выход ежедневный. Рассчитывай и на брошюры, воззвания, листовки. Пьес не обещаю.

— Писать их еще надо, революционные, — поддержал Исакович.

Школе краскомов Николай отдавал всего себя. Не поскупился на лучших людей в дивизии. Взоры всех остановились на Фатееве, бывшем начштадиве, а ныне помогающем Кассэру. Толковый начальник. Видный, бравый, подтянутый; старогвардейская гусарская выправка будет образцом для курсантов. В помощники ему выделили Кирпаноса, молодого, боевого командира. Ломали голову над комиссаром. Свободных политкомов нет. Обещает все политуправление армии. Исакович, обив телеграфные аппараты и телефоны, связывающие с Бердичевом (штабом армии), махнул с досадой рукой.

Николай склонен был ослабить на время политотдел — перекинуть Коцара или Залевского, — не поворачивался язык. Политком сам пришел к такому выводу:

— Кроме некого, Залевского или Никиту…

Выбор пал на Залевского; Коцар возглавит подив.

— Чур, Николай Александрович, — не скрывая огорчения на бритом худом лице, попросил Исакович. — Не подгоняй. Откроем школу и без комиссара. Народу там достаточно. Срамота: Коцар один останется в подиве… Смотаюсь в Бердичев, выколочу хоть парочку подходящих людей.

Подолгу засиживались над составлением учебных программ, боевой и политической. К этому делу привлекались как штабисты, так и политкомы. Предметы ни у кого не вызывали возражений. Николай, помня программу ускоренного курса Виленского военного училища, предложил четыре предмета: стрельба, фортификация, топография, тактика.

— Конечно, и политзанятия, — глянул он предупредительно на Исаковича, сделавшего было свой излюбленный жест — сжал кулак. — Политическим занятиям и культпросвету отводим все вечера.

— Коль собираемся выпускать взводных и ротных командиров, я полагаю, курс обучения рассчитывать четырехмесячный? — уточнил начальник штаба Кассэр.

— Дай-то бог, Сергей Васильевич, — Николай поправил повлажневшие от духоты волосы. — Планируйте. В сентябре где-то сделаем первый выпуск.