Щербатый талер - [64]

Учитель неохотно подошел. Пожали друг другу.

— Так ты нарочно из Минска ради этого? — кивнул на раскопанный пень Борис Григорьевич.

— Говорю же, тебя увидеть захотелось! Молодость вспомнить…

— Не юродствуй.

— Эх, молодость! Помнишь, Борис, когда мы были молодые! Одержимые! Легендами различными интересовались, сокровища какие-то искали… И, как вижу, не зря! — Паук подмигнул Борису Григорьевичу. — В самое время я друга посетил, как раз успел… Нюх у меня на это. Много хотя ценностей было? — по-дружески спросил он. — Только ли план, как мы с тобой когда-то и догадывались? Вижу, вижу — ямка маленькая, значит, один план.

Борис Григорьевич оглянулся на детей. Было видно, что ему стыдно говорить неправду даже такому человеку, как Паук. Все же сказал:

— Ничего не было. Легенда это, просто красивое представление.

— Малая приходит ко мне в архивный музей и час выспрашивает и выписывает все что можно про это предание. Второй талер находится. Ты внезапно исчезаешь из Минска, и я узнаю, что ты в Поплавах, — Паук понизил голос. — Пацаны эти только то и делают, что везде лазят, вынюхивают, выслеживают… И вот вы все вместе оказываетесь в одном месте. Не слишком ли много суеты из-за какого-то предания? Тебе не кажется?

Учитель помолчал немного, потом в свою очередь спросил:

— Откуда ты узнал, что я в Поплавах? А, ну конечно — шпионы твои донесли, они в Поплавы часто ездят, — кивнул он на Севу, что прислонился к капоту машины, поднял воротник кожаной куртки и терпеливо ждал.

— Почему шпионы? Обычные люди, друзья мне. Они также имеют право на долю, как и я. Согласись, Борис, — мы все имеем право на это сокровище. Тебе придется поделиться.

— Ничего под пнем не было, — твердо сказал учитель, не глядя, однако Пауку в глаза. — А если бы и было, то я думаю, без каких-либо долей — полностью все принадлежало бы только детям. Но нет!

— Нет, так нет, что ж поделаешь… — согласился Паук. — И все равно вы герои! Это же вы нашли то самое место, вычислили как-то! Завидую. А мы с тобой столько лет бились — расскажи хоть, в чем загадка?

— Не я, они рассказали, — показал на детей Борис Григорьевич. — А в чем была загадка… боюсь, тебе не понять этого. Нужно быть своим в этом крае, а ты как был здесь чужой, так, видимо, и остался.

— Хорошо сказано! — подхватил Паук. — Где роднее, там и родина. Надоело мне тут, Борис, сил больше нет! Хотя под конец жизни хочу вздохнуть свободнее, пожить по-человечески.

— Уезжать что ли собрался?

— Даже паспорт заграничный с собой, — хлопнул по карману Паук. — Даже с работы уволился, даже квартиру продал, — все, как надо.

— Что ж, так отсюда и поедешь? И в Минск больше не вернешься?

— Просто из этого поля и поеду. Зачем мне Минск, кто меня там ждет?.. Все мои пожитки в надежном месте, далеко отсюда. Долларов немного, золото, иконы, камешков с десяток… но мало, мало! Поэтому и захотелось проведать старого друга — а вдруг поможет?

— Паук, кончайте говорильню! — крикнул Сева. — Времени мало.

— Слышал? Так где она, карта, говоришь? — в голосе Паука вдруг исчезли нотки иронии. — В рюкзачке? Сейчас проверим, — зажав под мышкой костыль, он потянулся рукой к рюкзаку.

Борис Григорьевич отступил:

— Опомнись! Что вы задумали? Силою будете отбирать у меня здесь, на глазах у детей?

— Ага, значит, все же есть что отбирать, — Паук сглотнул слюну, нехорошо прищурился. — Не бойся, силой отбирать не будем. Ты сам отдашь. Ты еще не знаешь, какой у нас сюрприз для тебя подготовлен.

Сева оторвался от машины, сунул правую руку за пазуху, быстро подошел к ним.

— Ну, закончили свои басни, старые приятели? — сказал раздраженно. — Учитель, думай быстрее, ты нас задерживаешь!

— Карты у меня нет, мы спрятали ее…

— У нас ваша малая, Оксана, в машине, — понятно тебе? Скажи, где карта, мы отпускаем ее, сматываемся, и больше вы нас здесь никогда не увидите. Будешь дергаться — мы сейчас садимся в машину и вы больше не увидите ни нас, ни малой.

Учитель побледнел, как полотно. Вдруг он бросился к машине. Сева загородил ему дорогу, выхватил из-за пазухи руку. Блеснуло лезвие ножа. Катя вскрикнула, закрыла ладонями лицо, прижалась к Дмитроку.

— Стань на место! — приказал Сева учителю. — Ты думал, шутить здесь с вами собрались?

— Покажите… ее, — выдохнул учитель.

— Лысый!

Задние дверцы распахнулись. Оксана дергалась на сиденье. Лысый крепко держал ее за воротник куртки. Руки у девочки были связаны за спиной, рот тоже закрыт повязкой, поэтому она и не кричала.

— Скоро вы там? — проворчал лысый. — Кусается, зараза, повязку стягивает.

— Сумасшедшие, — бледный Борис Григорьевич схватился за сердце. — Подождите, я сейчас… Я все отдам… Что же вы делаете, чем вы думаете?.. Разве любые сокровища стоят этого?..

— Дурак ты, — презрительно сказал Паук, — газет, видимо, не читаешь, телевизора не смотришь. Жизнь человека теперь ничего не стоит. Пропал человек — и никто не ищет!

— Вас будут искать, и поймают…

— За что нас ловить? Мы забираем карту, отпускаем малую — и все. В милиции вам скажут: «Девочка жива-здорова? Ну и не морочите нам головы!» К тому же не успеете вы выбраться из этого поля, как мы будем на территории другой страны, в России — матушке, тут через Борисов час езды. А там у нас всё смазано, подготовлено, документы в норме и, может быть, уже завтра ищи нас по всей Европе. Да и искать никто не будет, повторюсь, так как «в наличии отсутствие преступления», как говорил один мой знакомый адвокат.