Щербатый талер - [3]

В коридоре она схватила Катю за руку, девочки сбежали вниз по лестнице, остановились на площадке между первым и вторым этажами, где было большое, на всю стену окно и широкий низенький подоконник. Отсюда просматривается весь вестибюль, поэтому сразу можно будет спуститься вниз, когда отец выйдет от завуча. Оксана присела на подоконник, подруга тоже.

— Ты, правда, едешь? — Катя смотрела на нее широко раскрытыми, как у куклы, глазами. Она хорошо и давно, еще с детского сада, знала Оксану, но обычно каждый раз попадалась на ее выдумки. И чем более невероятные, неправдоподобные эти выдумки были, тем охотнее почему-то Катя в них верила.

— Пока мы едем только на разведку, — Оксана тяжело вздохнула — никак нельзя было обуздать проклятый язык. — Посмотрим, как нас бабушка примет… Может, даже придется жить по чужим людям.

— А что будет с вашей минской квартирой?

— Придется продать.

— А почему ты раньше мне ничего не говорила?

— Не могла. Папа запрещал.

До этого дня между ними не было никаких секретов. Они дня не могли прожить врозь, сидели за одной партой, делали вместе уроки, ходили друг к другу в гости… и вот тебе раз!

— Ты будешь писать мне? — спросила Оксана.

— Буду… Каждый день! А ты мне?

Доверчивая, наивная Катя-кукла смотрела на подругу такими глазами, что Оксане стало стыдно. Но язык не унимался; кроме того Оксане пришло в голову, что сейчас очень благоприятный момент, чтобы проверить, действительно ли Катя так любит ее.

— А я… даже не знаю, смогу ли писать тебе, — призналась Оксана. — Я, ​​конечно, постараюсь, но времени может не хватить. Может, вообще придется бросить школу и пойти работать.

— А ты разве умеешь?

— Научусь. Смотря какая работа. Если не будет куска хлеба на столе, всему научишься.

Обе помолчали, пораженные безликостью, жестокостью взрослой жизни, с которыми они вдруг впервые столкнулись лицом к лицу.

— Подожди! — Катя вдруг быстренько запустила руку в боковой карман школьного передника, достала какую-то круглую плоскую вещь, похожую на старый металлический рубль, только чуть большую размерами. — Вот, возьми… И если забудешь меня, посмотришь на эту монету и вспомнишь. А если будет трудно… ну, не будет хлеба на столе — продашь.

Оксана, тронутая, взяла монету, почувствовала в ладони прохладную приятную тяжесть. Она провела пальцем по неровностям рубца, поколупала — погладила выпуклый узор на монете. Монета была стертая, старая, тускло-белого цвета, а рубец — зеленоватого. Так и хотелось быстрее почистить ее о песок и хорошо рассмотреть.

— Бери смело, — заявила Катя. — Папа отдал мне всю свою коллекцию навсегда.

— А что это, серебро?

— Конечно, серебро. Может, платина. Старинные монеты все серебряные. Или золотые. Или платиновые.

Оксана не могла не поверить ей. У Катиного отца была целая коллекция самых разных монет, и, конечно, Катя разбирается в этом, во всяком случае, лучше ее, Оксаны. Монеты лежали в маленьких коробочках под стеклом, каждая монета в отдельном квадратике. Но отец, с тех пор, как уволился с завода, где работал инженером, и принялся, по Катиным словам, «делать настоящие деньги», своей коллекцией совсем перестал интересоваться — ему просто не хватало времени. Иногда Катя с Оксаной даже без разрешения брали коробочки и играли с монетами.

Но такую, которую подарила ей теперь Катя, Оксана в коллекции не видела.

Глава 3. У завуча

Завуч Андрей Адамович и на вид, и по годам был моложе Оксаниного отца. Почему-то он стеснялся своей молодости, поэтому и с учениками, и с их родителями всегда старался говорить строго, даже сердито. Ему казалось, что за строгость и сердитость его будут больше уважать.

Коротко остриженный, румяный, до блеска на лице выбритый, в малинового цвета пиджаке и в белоснежной рубашке без галстука, похожий больше на банковского служащего или на биржевого маклера, но никак не на учителя, Андрей Адамович сидел за столом и держал в своих ухоженных пальцах тонкий карандаш. Говоря, он смотрел не на отца, а в окно.

Отец прилепился на крайнем от стола кресле. Каждый раз он снимал очки, виновато дул на стекла, протирал их платком и снова устраивал на нос. Он не ожидал, что завуч окажется таким строгим, а речь — такой неприятной.

— Хорошо, учительница сразу догадалась, кто мог написать такую ​​записку, — говорил завуч, — и обратилась не в милицию, а ко мне. Хотя нетрудно представить, что она пережила. Вы спросите, почему подозрение сразу пало на вашу дочь? — продолжал завуч, хотя отец ничего не спрашивал. — Отвечу. Кроме Оксаны, в классе просто больше некому придумать такое. Кто принес в школу приблудного кота и выпустил его на уроке геометрии? Оксана Гамола. Кто придумал протянуть от доски до задней парты тонкую леску, о которую учительница ботаники разрушила прическу, и, кроме того, так испугалась, что не смогла вести урок? А кто запихнул в коробочку для мела катушку, стянутую резиной, и когда учитель математики стал открывать коробочку, она затрещала и запрыгала в его руках? Здесь и человека с крепкими нервами можно довести до инфаркта, не говоря о слабом здоровьем, пожилом учителе… Потом, извините, ваша дочь постоянно врет. Стоит ей опоздать в школу или не выучить урок, как она с самым невинным и искренним видом сообщает, что в вашем дворе было землетрясение, наводнение, пожар, что в вашу квартиру вломились грабители, что к вам приехали гости из Канады, что вы якобы поехали в археологическую экспедицию в Бразилию и оставили ее одну…