Щербатый талер - [13]

— Нет, это моя! — сквозь слезы воскликнула девочка. — Тебе она просто так надо, играться, а мне… Ты не знаешь даже!..

— Да ничего подобного — это моя! Я нашел ее вчера на огороде… Ты меня толкнула, я упал, монета выкатилась через дыру, ты ее схватила — и на забор… Да, как видишь, не удалось, монета сама знает хозяина, — удовлетворенно сказал Чэсь.

— Как тебе не стыдно!

— Это тебе должно быть стыдно. Рассказываешь мне сказку о Бразилии, отдавила ногу, хотела украсть мою монету, а теперь плачешь, что не удалось…

Оксана, не отвечая, вглядывалась в дальний конец улицы. Там ехал велосипедом кто-то очень знакомый… Так и есть, это Михаль, и едет к ним! Ну, теперь можно обойтись и без помощи отца… Михаль ее в обиду никогда не даст. И отец его знает, и бабушка любит и всегда велит, чтобы он смотрел за ней, Оксаной, и защищал ее. Родители Михаля — из той же деревни на Гомельщине, откуда и бабушка, и после радиации переселились также в Поплавы. Поэтому и держатся вместе, как родня.

— Михаль! — Оксана замахала рукой, чтобы быстрее подъезжал.

Михаль положил велосипед сбоку шоссе и направился к ним. Это был высоковатый для своего возраста (а он был на год старше Оксаны с Чэсем), черноглазый, серьезный мальчик. Обутый в кеды, спортивные штаны, подвернутые до колен, черная майка с надписью на левой стороне груди — «Рассвет».

Глава 12. Второй талер

— Чэсь, привет! Оксана, когда ты приехала?

— Он отобрал у меня монету! — вместо ответа плаксивым голосом пожаловалась Оксана. — И не хочет отдавать!

— Неправда, — сказав Чэсь, не двигаясь с места.

— Монету?

Михаль повернулся, молча подошел к нему. Он был выше Чэся на целую голову. Но Чэсь не испугался, хотя даже побледнел от несправедливости, и стоял как вкопанный.

— Михаль, если хочешь драться — давай, — сказал он. — Но я не отбирал у нее ничего. У меня в кармане лежала монета, выпала через дыру, Оксана схватила, а потом сама выпустила из руки… А теперь канючит: отдай!

Михаль, со сжатыми кулаками, остановился в нерешительности. Он знал Чэся — тот просто так говорить не будет. Оксана между тем слезла с забора, смелая, стала за Михалевой спиной:

— Не верь ему, Михаль, — я привезла талер с собой, из Минска!

— Чепуха, я нашел его вчера на своем огороде!

— А ну, покажи, Чэсь, — приказал Михаль.

Чэсь неохотно вытащил талер. Вдруг лицо его изменилось. Чэсь быстро понюхал монету:

— Что такое?.. Маслом почему-то пахнет… И моя темнее… И, вроде рубец другой — щербина большая, и с другой стороны…

— Оксана! — послышался со двора отцовский голос. Воспользовавшись Чэсевой растерянностью, девочка мгновенно схватила талер из его ладони и спрятала в карман:

— Михаль, спасибо большое! Мне надо бежать… Ты мне так помог! Ты даже не представляешь, что это за монета… Хочешь, приходи сегодня вечером, папа расскажет… — и, пригнув Михалову голову, прошептала ему что-то, после чего нырнула в калитку.

— Где же тогда моя?.. — растерянно повторял Чэсь, похлопывая себя по карманам. — Нет приснилось же она мне!..

— Подожди, давай отойдем. Вон бабушка Оксанина смотрит, топчемся здесь около дома.

Михаль поднял велосипед, мальчики повернули в переулок, что спускался в «низменность», к Березине, где была Чэсева дом.

— Так, — сказал Михаль, — а теперь расскажи толком, все по порядку.

— Да вчера… — Чэсь все щупал карманы, оглядывался вокруг, словно искал монету, — вчера отец окучивал картофель. Знаешь, на тех сотках, что у самой реки, где памятник? Я водил коня, ты же знаешь, жара была, оводы, мошкара, конь не хотел ходить, брыкался…

— Да что мне твой конь? Про монету рассказывай.

— Ну, и блеснуло что-то на свежей земле, там, где уже прошла сошка. Я поднял на ходу и положил в карман, даже не рассмотрев как следует, — не было времени.

— А вечером?

— Что?

— Вечером рассмотрел монету?

— Да я забыл про нее, Михаль! Я так устал с тем конем, что едва ноги таскал. Потом еще эти осы проклятые, — Чэсь коснулся щеки. — Так больно — о чем угодно забудешь…

— Короче, ты ее потерял.

— Выходит, так, — виновато потупил голову Чэсь.

— Вспомни, где ты вчера или сегодня сидел или лежал?

— Да нигде! Только на чердак слазал, к осам, и сразу — спать. Только… — Чэсь вспомнил, как сегодня Оксана позорно свалила его. — Нет, нигде.

— Дырки зашивать надо, лопух, — упрекнул Михаль. — Как у тебя хватило ума положить монету в дырявый карман? И как монета не выпала оттуда сразу же? Ты же босой был?

— Босой… — Чэсь вдруг остановился, посмотрел на Михаля странными глазами.

— Ну, вот. Если бы монета выпала, она бы тебя ударила по ноге. Разве ты не слышал?

— Стой! Все правильно! — на радостях Чэсь хлопнул друга по плечу. — Вспомнил — никакой дыры в кармане не было, так и шортов не было! Я в трико был! А вечером, когда я уже спал, мать забрала трико стирать, а мне положила шорты. Сейчас вспомнил: рубашка эта самая была, а вот брюки… — все не мог угомониться Чэсь.

— И ты полдня не знал, что ходишь в других штанах?

— Посмотрел бы я на тебя, если ты так устал! Да и осы…

— Хорошо, хватит об осах. Где твое трико теперь?

— Видно, мать постирала уже. Висит и сохнет.

— Да не само трико, — обозлился на его тугодумство Михаль, — зачем мне твое трико? Монета где? Может, мать потеряла ее, когда вытряхивала одежду!