Щенки Земли - [21]

Жюли задумчиво помолчала.

– Полагаю, это означает, что теперь нам придется покинуть ферму?

– Покинуть! Вернуться в Господство. Разве не это все время беспокоит тебя?

– Не знаю. Теперь здесь что-то вроде нашего собственного питомника. Такого милого, семейного. А я еще даже не начала учиться по-настоящему готовить. Ты знаешь, что Крохо­туля сегодня принесла? Яйца! Мы могли бы…

– Ты хочешь остаться в этой дикости, среди Дингов? Навсегда распрощаться со Свор­кой? И в этой архаичной дыре, вонючей, разваливающейся, грязной, отвратительной…

Жюли жалобно заплакала, и я смягчился, осознав, что несколько перегнул палку.

– Без тебя здесь было бы во сто крат ужаснее. Это место стало уютным только благода­ря твоим стараниям. Я уверен, когда мы вернемся, наш Господин позволит тебе продолжать учиться кулинарному искусству. И соорудит для тебя кухню получше. С электрической пли­той. – Ее лицо прояснилось, и я усилил напор. – Ты же знаешь, что мы должны вернуться. Мы нужны нашим Своркам. Оставаясь здесь, мы станем не лучше Дингов.

– Думаю, ты прав. Я действительно так думаю.

– Вот и молодец! Скоро ли мы сможем собраться? Придумай, в чем нести продукты. Неплохо бы захватить одеяла, чтобы не мерзнуть по ночам. И поищи какую-нибудь обувь для Крохотули. Если мы выйдем завтра рано поутру, то сможем добраться засветло, но про­сто на всякий случай…

Пока Жюли импровизировала, мастеря что-то вроде рюкзаков, я заглянул в сарай, где хранился хозяйственный инвентарь. Там лежало одно древнее орудие, которое в сложивших­ся обстоятельствах могло существенно улучшить мою экипировку (так тогда казалось), – то­пор. Не того кричащего средневекового фасона, каким был вооружен Святой Бернар, но дос­таточно смертоносный, чтобы проторить путь сквозь любую толпу Дингов. Я сразу же по­нял, что попадать им в цель гораздо труднее, чем мне удавалось на Лебедином озере, потому что он оказывался обращенным в момент удара к мишени лезвием не чаще, чем обухом. Од­нако, не выпуская топор из рук, я в щепки разносил рухнувшие стропила сарая. Трах сюда! Трах туда! Эй, там! Кто следующий!

Ожесточившись, я решил сделать свое оружие еще более действенным. Несколько дней назад я заметил, что моя искрометная машина делает прижимаемую к каменному колесу кромку металла очень острой, если правильно выбрать угол наклона. После нескольких по­пыток мне удалось так заострить железное лезвие топора, что даже легкое к нему прикосно­вение рассекало кожу. Теперь, думал я, пусть Динги только попробуют подойти!

Мы отправились до полудня. Хотя Крохотуля, по-прежнему верившая, что все это – иг­ра, забавлялась и без умолку болтала, ее родители пребывали не в лучшем расположении ду­ха. Жюли была задумчива и грустна, расставаясь с фермой (хотя и соглашалась, что выбора нет), а я нервничал и был полон дурных предчувствий. От холма, с которого я заметил ли­нию электропередач, мы углубились в низкие заросли сосны, березы и бальзовых деревьев. В лесу не было возможности оценить, близко ли мы к цели. Солнце могло служить компасом и даже не очень точными часами, но оно – негодный спидометр. Когда нам казалось, что уже пройдено двойное и даже тройное расстояние до силовой линии, мы все еще шли и шли. Жюли была раздражена; я злился. Потом разозлилась она, а я стал дуться. Кустарник цеплял­ся за наши штаны, а грязь на краю болота, которое нам пришлось обходить, налипла на сапо­ги. Но мы все шли. Крохотуля, ехавшая верхом на моей шее, веселилась, прихлопывая са­дившихся мне на лоб комаров. Но мы все шли.

Солнце, непрестанно полосуемое тонкими, низкими облаками, висело громадным пун­цовым шаром над горизонтом позади нас; впереди над горной грядой маячила бледная ущербная луна, а на самой гряде, черная на фоне неба цвета индиго, четко вырисовывалась линия электропередач.

Жюли уронила свою ношу и побежала вверх по склону.

– Господа, – кричала она, – Господа, мы пришли. Возьмите нас на Сворки. Сделайте нас снова вашими. Отведите нас домой.

Линия была безмолвна и неприступна, ветер покачивал провода. Жюли обняла дере­вянный столб и завопила, взывая к бессердечным проводам.

– Господа, ваши любимцы вернулись к вам. Мы любим вас. ГОСПОДИН!

– Они не слышат тебя, – сказал я ласково. – Если бы могли услышать, то уже были бы здесь.

Жюли поднялась с колен и отважно расправила плечи. Я стоял у подножья горы, и она спустилась ко мне. В ее глазах не было слез, губы собрались в горькую улыбку.

– Я ненавижу их, – произнесла она твердым голосом, – всем своим существом я их не­навижу! – И упала в мои объятия в глубоком обмороке.

Крохотуля не хотела засыпать, и мы с ней коротали первые часы надвигавшейся ночи. Прислушиваясь к вечерним звукам, мы пытались угадывать голоса зверей и птиц. Часам к девяти все смолкло и земля окуталась полнейшей тишиной.

– Это странно, – вслух подумал я.

– Что странно, папа?

– Странно, что, когда умолкли сверчки, не осталось никаких звуков. Ни единого шоро­ха. Разве провода не должны гудеть? Издавать хотя бы небольшой шум? Но они молчат. Думаю, они мертвы.

– Мертвы? – как эхо повторила Крохотуля. – Господа умерли? Теперь Динги нас съе­дят? Позволят они мне сперва принять ванну? Потому что когда я боюсь…