Шассе-Круазе - [54]
– Абсерд, – вякнул кто-то, и утихший было смех возобновился с новой силой.
– Попробую объяснить вам нечто, что в принципе необъяснимо, – продолжала Агата как ни в чем не бывало. В нечувствительности аспергеров к юмору были все-таки свои преимущества. – То, что вам известно, не имеет никакого значения. То, чего вы не знаете, – гораздо важнее того, что вы знаете. Концепция Антизнания основана на структуре случайности в эмпирической реальности. Непредсказуемость чего-либо усиливает любой катаклизм в сотни раз. Типическое знание – это тирания коллективного, рутинного, очевидного и предсказуемого. Антизнанием правит единичное, случайное, невидимое и непредсказуемое. Знание – это то, что в принципе можно измерить. Антизнание – принципиально неизмеримо. Само понятие трудно постичь обычному человеческому разуму, пусть и сверхмощному – ни в какой мозг это не заложено. Он не в состоянии не только спрогнозировать аномалию, он не умеет ее даже заподозрить. А миром движет аномальное, неизвестное и маловероятное.
– Так зачем же тогда вообще нужна наука? – задал вопрос молодой брюнет с горящими глазами, похожий на опереточного цыгана. Он на протяжении всего собрания не сводил с Агаты восхищенно-страстного взгляда.
– Она служит глупым практическим вещам, – саркастически отреагировала крошка с курчавым венчиком. – Электричеством пользоваться или, там, на самолетах летать.
– Это значит, что Антизнание никакого практического значения не имеет? Как геометрия Римана – Лобачевского?
– Вы все умеете сосредотачиваться только на известном и предсказуемом, – снова вступила Агата. – А нужно, чтобы каждое экстремальное событие служило точкой отсчета, а не исключением. Например, никакие мои математические модели ничего не значат по сравнению с непредвиденным.
– Это значит, что чем больше информации, тем менее предсказуемо будущее? – «Опереточный» даже привстал со стула от возбуждения.
– Антизнание подразумевает, что математические формулы в попытках объяснения мира бесполезны. Зато мы можем попробовать посчитать искажения.
– Но зачем подсчитывать, если все опровергается Антизнанием? – задал вопрос самый пожилой участник с невероятно грустными и мудрыми глазами. – Тут содержится некое логическое противоречие, вам не кажется?
– Римский философ Лукреций Кар – «Вселенная не ограничена ни в одном направлении – ведь совершенно ясно, что вещь может иметь предел лишь в том случае, если вне ее существует что-либо. Поэтому во всех измерениях, будь то вперед или назад, вверх или вниз, Вселенной нет конца». К этому «вперед или назад, вверх или вниз» я бы еще добавила: и во всех неизвестных пока направлениях. Например, Других реальностях – параллельных, вертикальных, задомнапередных, вывернутых наизнанку, включая и вовсе не существующие… пока.
– Н-да-а, – промычал кто-то. – Общая сумма разума на планете – величина постоянная, а население растет…
– Практически любое Знание сопровождается массой парадоксов, в числе которых Антизнание именно этого конкретного Знания. Надеюсь, это понятно? Но противоположностью этого Антизнания может оказаться новое Знание. Или НЕ оказаться, приведя в тупик первое Знание. Это нужно иметь в виду при открытии любого нового закона математики, физики или вселенной. Иначе эти законы вовсе не имеют смысла. Надеюсь, и это понятно?
– О да, – иронически заметил маленький. – Это понятно, как дважды два – четыре. И что нам прикажете теперь с этим вашим Антизнанием делать? Куда его засунуть? Пересматривать ВСЮ науку? – Он явно не относился к поклонникам Агаты и по каким-то своим причинам смел ей если не противоречить, то противостоять.
– Антизнание можно отнести скорее к понятию метафизическому, а не научному.
– Этакая научная метафизика, – подытожил мудрец с грустными глазами.
– Платоническая складка – это то место, где наше представление о мире перестает соответствовать реальности, о чем мы не ведаем, – заключила Агата и добавила: – Вполне возможно, что сигналы внеземных цивилизаций прямо летают вокруг нас – просто у нас нет инструментов, которые могли бы их поймать и расшифровать. И единственный ключ к этому Антизнание.
В этот самый момент Агата увидела НЕЧТО – устроившееся прямо в центре стола, на нее взирал ГЛАЗ. Живой. Он проморгался, как бы от смеха, покрутился на месте и вдруг заскакал по столу в какой-то немыслимой первобытной пляске. Глазу, в отличие от всех остальных, явно было весело.
Он проскакал по головам мировоззренцев, исполнив на каждой некий ритуальный танец. Потом, подбоченясь, прошел вприсядку по всему овалу стола и, доскакав до Агаты, изобразил ей сложный реверанс, перебирая всеми своими лапками-ресничками. Вначале Агата решила, что кто-то из присутствующих решил позабавиться, выпустив на стол голограмму, и управлял ею пультом, спрятанным в кармане. Но, внимательно оглядев лица коллег, она поняла, что здесь нет ни одного персонажа, способного на подобное действо. Больше того, она поняла, что никто, кроме нее, никакого Глаза не видит.
По ее позвоночнику пробежал легкий сквознячок. Она протянула руку ладонью вверх и приблизила ее к Глазу. Тот немедленно воспользовался возможностью и, порхнув бабочкой, приземлился прямо в центре ее ладони. Агата, приготовившись к бестелесной голограмме, ощутила у себя на ладони легкое прикосновение ресничек, как если бы на нее и вправду села бабочка и щекотала ее теперь своими нежными крылышками.
Когда-то она учила его искусству танца. И он был в нее влюблен, как может быть влюблен мальчик в свою учительницу. Потом их пути разошлись. Разве кто-то мог подумать, что детская любовь может стать единственной и на всю жизнь? Но Судьбе было угодно, чтобы они встретились вновь, в городе всех влюбленных — Париже — бывшая балерина и юный финансовый гений — встретились, чтобы больше не разлучаться. В кн. также: Глотающий Бритвы: повесть.
Конец девяностых. Москва как огромный котел, в котором смешалось все: наглость нового богатства, убожество и зависть «непристроившихся», воспрянувшая на волне ельцинской свободы интеллигенция. Лёша – московский бизнесмен: элитная недвижимость, успешная красавица жена, любовницы, всё как надо и даже лучше. Жизнь перевернулась в один момент после рождения сына, у которого обнаружили проблемы в развитии. Леша в поисках лучшего специалиста встречает Кору и еще не представляет, какие любовные перипетии его ожидают.
«Эта сладкая голая сволочь» – роман-трэш. В нем много крови и любви. Эротические скрепы прочно стягивают конструкцию, заложенную в СССР совместными усилиями КГБ, западных спецслужб и их не в меру сентиментальных сотрудников.Виртуозное (порой до виртуальности) владение крепежными и смазочными материалами позволило автору с пользой для читателя преодолеть время – от середины 70-х до начала третьего тысячелетия, и пространство – от Москвы до Парижа, от Лондона до Валлетты, от Лиссабона до... Отметим: автор романа – дама, хорошо известная в странах, упоминаемых на его страницах.Сказанного достаточно для восприятия книги, основанной на нереально-реальных событиях, которым автор была свидетелем и в которых принимала участие.
Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».
Побывав в горах однажды, вы или безнадёжно заболеете ими, или навсегда останетесь к ним равнодушны. После первого знакомства с ними у автора появились симптомы горного синдрома, которые быстро развились и надолго закрепились. В итоге эмоции, пережитые в горах Испании, Греции, Швеции, России, и мысли, возникшие после походов, легли на бумагу, а чуть позже стали частью этого сборника очерков.
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.
Действие романа «Режиссёр. Инструкция освобождения» происходит в городе на семи холмах: им может быть и Киев, и Днепр, и Москва, и множество иных городов. Эта непривязанность к конкретному городу служит приемом обобщения, распространением действия на все обитаемые места, где есть тюрьмы, а они есть везде, куда приходит человек. В городе, описанном в романе Александра Гадоля, протекает узнаваемая, вполне современная жизнь с ее мошенниками, ментами и подкупными судьями, имеющая точную временную привязку к той стране, где «пионеров уже лет двадцать не принимали в пионеры» и где тюрьма – один из самых востребованных институтов.
Что мы знаем об элите? Об интеллектуальной элите? Мы уверены, что эти люди – небожители, не ведающие проблем. А между тем бывает всякое. Герой романа «Попугай в медвежьей берлоге» – вундеркинд, двадцатиоднолетний преподаватель арабского языка в престижном университете и начинающий переводчик – ни с первого, ни со второго, ни с третьего взгляда не производит впечатления преуспевающего человека и тем более элиты. У него миллион проблем: молодость, бедность, патологическая боязнь красивых женщин… Ему бы хотелось быть кем-то другим! Но больше всего ему хотелось бы взорвать этот неуютный мир, в котором он чувствует себя таким нелепым, затюканным, одиноким и таким маленьким…