Шаровая молния - [17]

– Институт изучения молний при академии физики атмосферных явлений пригласил меня на должность директора. Я сыт по горло университетами! А вы – у вас есть планы на будущее? Идемте вместе со мной!

Я обещал подумать и через два дня дал свое согласие. Этот институт был мне не знаком, но в любом случае это было крупнейшее научное заведение в стране, занимающееся изучением молний.

* * *

За два дня до того, как покинуть университет, я сидел вечером в своей комнате в общежитии, читая тетради с расчетами, когда в дверь постучали. Это был Чжан Бинь.

– Вы уезжаете? – Он окинул взглядом собранные чемоданы.

– Да. Послезавтра. Я слышал, вы подали в отставку.

– Вчера, – кивнул профессор. – Я достиг того возраста, когда хочется только отдыхать. У меня была такая напряженная жизнь…

Чжан Бинь сел. Я предложил ему сигарету, и какое-то время мы молча курили, затем он сказал:

– Я пришел сказать вам еще кое-что, кое-что такое, понять что, боюсь, сможете только вы один. Вы знаете, что было для меня самым болезненным в жизни?

– Знаю, профессор. Порвать с этой страстью очень нелегко. В конце концов, вы отдали ей тридцать лет своей жизни. Однако вы посвятили эти годы и многому другому. К тому же в последние сто лет многие посвятили всю свою жизнь изучению шаровой молнии, и никому из них не повезло так, как вам.

Усмехнувшись, Чжан Бинь покачал головой:

– Вы меня неправильно поняли. У меня за плечами большой жизненный опыт, и я гораздо лучше вас понимаю науку и человеческую жизнь. Я нисколько не жалею о трех десятилетиях исследований, и тем более это не причиняет мне боль. И, как вы сказали, я полностью исчерпал свои силы. Зашел в тупик.

В таком случае в чем же дело? Я подумал о многих годах, прошедших со времени гибели жены Чжан Биня.

– Смерть Чжэн Минь явилась страшным ударом, – словно прочитав мои мысли, сказал профессор, – но, думаю, вы поймете, что для таких людей, как мы, у кого мозг и душа настолько полностью заняты одной целью, которая в конечном счете становится неотъемлемой частью существования, все остальное в жизни отступает на второй план.

– В таком случае что же это может быть? – в полном недоумении спросил я.

И снова Чжан Бинь покачал головой, печально усмехнувшись:

– Признаться в этом нелегко.

Какое-то время он молча курил. Мысли мои были в смятении. Речь шла о чем-то постыдном? И тут, благодаря тому что общая цель придала нашему рассудку схожесть, я наконец сообразил, в чем дело.

– Кажется, вы как-то говорили, – спросил я, – что провели эти тридцать лет в нескончаемых поисках шаровой молнии в реальных условиях?

– Совершенно верно, – выпустив большое облако дыма, подтвердил профессор. – После гибели Чжэн Минь здоровье у меня ухудшилось, стали отказывать ноги, и я больше не мог подолгу работать в экспедициях. Однако я никогда не прекращал исследования, по крайней мере в соседних провинциях, и практически не пропускал ни одну грозу.

– Значит… – Я осекся, понимая, чем вызвана эта боль.

– Да, вы правильно предположили. За все эти тридцать лет я больше ни разу не видел шаровую молнию.

В отличие от других природных явлений шаровая молния не является такой уж редкой. Согласно опросам, по меньшей мере один процент людей утверждает, что лично наблюдали ее. Однако появление ее – случайно и непредсказуемо, не подчиняется никаким законам, так что вполне возможно провести тридцать лет в неутомимых исследованиях гроз и ни разу на нее не наткнуться, и винить в этом можно будет только жестокую судьбу.

– Давным-давно я прочитал один русский роман, – продолжал Чжан Бинь. – Его герой – богатый дворянин, владелец огромного имения, чья единственная радость в жизни – вино. Однажды он покупает у таинственного незнакомца бутылку, поднятую с борта потерпевшего кораблекрушение судна, и, выпив это вино, чувствует необычайное опьянение тела и души. Незнакомец объясняет ему, что со дна моря были подняты две бутылки, однако местонахождение второй неизвестно. Сначала герой не придает этому значения, но постепенно воспоминания о вине полностью захватывают его, не давая покоя ни днем, ни ночью. В конце концов он продает имение и все свое имущество и отправляется на поиски второй бутылки. Он странствует по всей земле, терпя неописуемые лишения, и, состарившись, нищий, на смертном одре, наконец находит ее. Он выпивает вино и умирает счастливым.

– Ему повезло, – сказал я.

– Чжэн Минь тоже повезло, в определенном смысле.

Я кивнул, погруженный в раздумья.

Помолчав, профессор спросил:

– Итак, вернемся к боли – вы уверены, что сможете, несмотря ни на что, сохранить свою беспристрастную позицию?

Встав, я подошел к окну и посмотрел на погруженный в темноту студенческий городок.

– Нет, профессор. Я не смогу быть беспристрастным. То, что вы чувствуете, для меня не просто боль, а страх! И если вы хотели показать мне, каким страшным может стать избранный нами путь, теперь вам это наконец удалось.

Да, удалось. Я смог бы вынести то, что изнурительная работа, отнявшая всю жизнь, завершится ничем; я смог бы отказаться от всех житейских радостей, жить в одиночестве; я мог бы даже при необходимости пожертвовать своей жизнью, – но я не мог вынести мысль, что больше никогда не увижу Это. Возможно, другие меня не поймут, но может ли моряк вынести мысль о том, что больше никогда не увидит море? Или альпинист – мысль о том, что больше никогда не увидит заснеженную вершину? Или летчик – мысль о том, что больше никогда не увидит голубое небо?