Шарль Моррас и «Action française» против Германии: от кайзера до Гитлера - [3]

Любимый учитель и близкий друг Морраса аббат Жан-Батист Пенон, будущий епископ, с сожалением отметил в «Анфинее» «чрезмерно языческое чувство, непонимание высших начал, которые христианская цивилизация принесла миру, сохранив лучшее из античности» (СМР, 465). Отстаивая право на собственное мнение вплоть до заблуждения и презирая любое лицемерие, Моррас, вопреки советам друзей, не исправил в «Анфинее» ни строки, даже когда Ватикан включил ее в «Индекс запрещенных книг» (VCM, 266–267).

Поездка в Грецию укрепила в Моррасе, получившем образование в частных католических школах, не только любовь к античности, но агностицизм и недоверие к христианству. «Я рожден для сомнения и отрицания», – признался он Пенону еще в возрасте 21 года (СМР, 303). В их обширной и откровенной переписке, начавшейся, когда Шарлю было 15 лет, и продолжавшейся почти 45 лет до смерти Пенона, проблема веры возникала нечасто, но значимо.

Юноша хотел прийти к вере через волю и разум. «Я восхищаюсь (трудами отцов церкви. – В. М.), но не верю, – признался он наставнику незадолго до своего восемнадцатилетия, – и если ищу истину, то для того чтобы в нее поверить. <…> В какой-то момент я полагал, что святой Фома (Аквинский. – В. М.) полностью удовлетворит меня; я прочитал несколько учебников схоластической философии, но ни один из них не разрешил все проблемы, да и кто их разрешит? А кто может жить, не разрешив их? Во всяком случае не я. <…> Чем больше я размышляю об этом, тем яснее понимаю, что вера должна пройти через мой мозг, чтобы достичь сердца». Но это не атеизм: «Жизнь без того, что выше, без бессмертия ужасно безобразна, несправедлива и аморальна» (СМР, 103).

Пенон видел в Моррасе не только блестящего ученика, которым гордился, но младшего друга, поэтому тревожился из-за его настроений. «Ваше восхищение, столь подлинное и прочувствованное, – мягко заметил священник, – не слишком ли сосредоточено на стиле, на том, что есть человеческого в этих шедеврах? <…> В Иисусе Христе надо видеть не возвышенное воспоминание, но нечто живое, надо попытаться принять его как друга. Для этого есть очень простое средство: читать Евангелие без комментариев, особенно от Луки и от Иоанна» (СМР, 100). «Смирите волей гордость вашего разума, – писал аббат упорствующему ученику три года спустя, – начните с искреннего желания веры, с молитвы. Вера – не просто вывод из силлогизма, это сверхъестественное божественное озарение в душе. Это благодать, которой надо желать и о которой надо молить. <…> Вы знаете, где лежит путь в Дамаск. Почему же вы совершенно отказываетесь идти по нему?» (СМР, 271).

«Я вернулся из Афин, – откровенно писал Моррас Пенону 28 июня 1896 г., – еще более далеким от христианства и враждебно настроенным к нему, чем был раньше. <…> Я вернулся из Афин законченным политеистом. То, что смутно брезжило в моем мозгу, внезапно прояснилось. Я отвергаю идею бесконечности, семитскую, еврейскую, противоречивую идею, пришедшую из Азии, от варваров. <…> Поскольку я рассказываю вам всё, то должен сказать и об этом» (СМР, 413). «Не требуйте от меня, чтобы я принял всерьез ваш политеизм», – ответил аббат «дорогому ужасному язычнику», «обратившемуся в веру Юпитера и Афины Паллады» (СМР, 414). Адресат продолжал настаивать, что «языческая душа согрета великим чувством естественной жизни и естественной мысли» (СМР, 419). «В самой античности, в наиболее прекрасном в ней, есть латентное христианство, его семя», – пытался парировать Пенон (СМР, 421).

Отношение Морраса к католической церкви, отличавшееся от отношения к ее вере, озадачивало многих. «Отсутствие личной веры не мешает мне видеть в католицизме великое благо, которое я люблю», – писал он в конце жизни (PJF, 81). Констатируя «неверие» Морраса, Анри Массис, друг, последователь и правоверный католик, удовлетворенно процитировал его слова: «Кто удаляется от твердой философии католицизма, тот удаляется от любой прочной гармонии справедливости и пользы, интересов и прав, духа и действия» (HMJ, 230). И добавил: «Свою личную неудачу в философских исканиях (Бога. – В. М.) Моррас не выдает за результат принципиальной неспособности человеческого духа. Он говорит: “Я не вижу”, а не: “Человеческий дух не способен видеть”» (HMJ, 216). Другой правоверный католик, Ксавье Валла, писал: «Назовите хоть одного верующего, потерявшего веру после чтения Морраса, в то время как примеры обратного широко известны» (GSC, 128).

«Воззрения, интересы, увещевания и постановления католицизма соответствуют главным интересам французской родины и цивилизованного мира. <…> В политике и социологии любое расхождение с католицизмом есть не прогресс, но шаг назад» (MPR, 132–133). «Надо служить французской церкви по религиозному долгу, если ты верующий, и по патриотическому долгу, если неверующий» (MPR, 210). «Важные причины (чувство, традиция, совокупность главнейших национальных интересов) побуждают нас не только уважать католицизм, но возвышать и почитать его как самую древнюю и самую органичную из национальных сущностей» (MPR, 15). Сочинения Морраса разных лет пестрят подобными утверждениями императивного характера, так что число цитат легко умножить.