Шапка, закинутая в небо - [20]

— А самое главное забыла, — огорчилась тетя Нино, — зачем пришла-то, забыла, ну и ну… — она ушла, покачивая головой.

Мы с Тазо вернулись к своим спорам, но я был рассеян и всеми силами старался удержать вертящийся на языке вопрос:

«Тазо, друг мой любезный, что ты вое-таки делал у Наи?!»

— Войной попахивает срыв таких важных переговоров, — разглагольствовал Тазо.

— Они не посмеют начать.

— Ты знаешь, я провожу удивительный эксперимент… Как у тебя дела обстоят с математикой? Неважно? Так я и думал. А без математики — никуда, понимаешь? Шагу нельзя ступить без математики.

Тазо выудил из ящика толстую замусоленную тетрадь.

— Что это такое? — удивленно спросил я.

— Я вывел теорему Пифагора, — гордо сообщил он, будто совершил великое открытие.

— Большое дело! Открой учебник геометрии…

— А если его нету? — загадочно улыбнулся Тазо.

— Не понимаю.

— Нету ни учебников, ни заводов, ни цивилизации. Ты остался наедине с природой, и весь вопрос в том, сможешь ли ты создать паровой двигатель.

— По-моему, ты уже спишь, и тебе кошмары снятся.

— Ты угадал, старина! Мне снится страшный сон: будто атомная война разрушила и уничтожила все на свете. Остался я один. Смогу ли я повторить самые примитивные изобретения человечества? Смогу ли высечь огонь, создать паровой котел?

— Но если все погибнут, зачем тебе паровой котел?

— Погибнут, конечно, не все… Кто-нибудь да уцелеет. Родится первый ребенок после атомной катастрофы, и все начнется сначала… Мы введем новое летосчисление. Я тебе советую провести такой эксперимент.

— А чем ты растопишь свой котел? — Я сделал вид, что Тазо меня убедил, и мне осталось уточнить кое-какие детали.

— У меня есть увеличительное стекло.

— А что вы будете есть?

— Я об этом еще не думал. Неужели не найдется хоть одного зернышка пшеницы или кукурузы?

— Допустим, найдется. Но что ты будешь делать, если после атомной катастрофы уцелеет мужчина, а не женщина? Тоже будешь вводить новое летосчисление.

— Хватит, не смеши меня, — улыбнулся Тазо. — Я тебе серьезно говорю, через месяц у меня будет паровой котел.

— Начни писать фантастические рассказы — самое время.

— Уже написал.

— Теперь ясно, отчего ты свихнулся. Но ты, между прочим, о друзьях не заботишься: что будет со мной, если я останусь один на земле, я ведь не разбираюсь в паровом котле и даже теоремы Пифагора не помню.

— Ты погибнешь, если не сменишь профессию.

— Это почему же?

— Потому что не нужна будет ни милиция, ни прокуратура.

— Напрасно ты так думаешь. Я лично готов привлечь тебя к строжайшей ответственности.

— Это за что же?

— Соберу я всех оставшихся после катастрофы людей и скажу: смотрите на этого человека, он предрекал конец мира, тем самым накликал беду. Смерть предателю!

— Ты опять за свое. Даже среди уцелевшей пятерки ищешь виноватого.

— И буду искать, если даже уцелеет один.

— Э-э, — разочарованно протянул Тазо, — ты не туда повел, не развил тему! — Тазо встал и потянулся, отчего создалось впечатление, что он перелил свое крупное могучее тело в сосуд другой формы.

— Тенгиз! Ты меня слышишь? — донеслось из-за двери.

— Слышу, тетя Нино!

— Саша говорит, английские футболисты приезжают в конце мая, совсем забыла…

— Спасибо! — крикнул Тазо, а вполголоса добавил: — Если так будет продолжаться, никакой панихиды я им не устрою.

— Они ведь знают, что у тебя радио испорчено… Вот и сообщают тебе последние известия.

Я почувствовал, что пора уходить, но не мог уйти, не выяснив, зачем Тазо был сегодня у Наи.

Уже возле самых дверей я обернулся и без всякой связи с предыдущим спросил:

— Тазо, зачем ты был сегодня у Наи?

Мне показалось, что он побледнел и попытался скрыть растерянность за деланной улыбкой.

— Почему тебя это интересует? — он уже овладел собой и легко, как игрушку, подхватил с полу 32-килограммовую гирю. Сколько бы раз я за нее не брался, никогда не мог поднять выше подбородка.

— Ты можешь ответить или нет? — Собственно, по какому праву я его допрашиваю?

— Сейчас не могу, — Тазо продолжал выделывать с гирей самые сложные упражнения.

Я вспомнил, как эту двухпудовую гирю притащили Тазо на рождение четыре девушки и среди них Мелита — поздравить его с 32-летием.

— Я не понимаю, почему ты не можешь сейчас ответить? — явно нервничал я. — Почему ты ходишь к Наи?

— А ты можешь ответить, почему ты НЕ ходишь к Наи?

— Это мое дело.

— Ты подсказал мне прекрасный ответ. Это мое дело, почему я хожу к Наи.

— Как хочешь. Мне было просто интересно узнать…

— Наверно, интересно, раз ты специально для этого явился ко мне и просидел весь вечер.

— Может, ты и прав, — я взялся за ручку двери.

— Потренируешься? — он с размаху перекинул ко мне гирю.

Я невольно подался назад.

Тазо довольный засмеялся:

— Тогда прощай. Не обижайся, я все тебе объясню, но не сейчас.

Я пожал плечами и прикрыл за собой дверь.

Город спал.

Спала и ночь, раскинув по крышам руки, таинственная и молчаливая. Я шел по улице и, как карлик на великана, взирал на дремлющее ночное пространство.

Глава IV

С детства знаком мне безотчетный страх, вызываемый сущим пустяком — безобидный пень вдруг представится грозным чудовищем. Едешь, бывало, ночью по деревенскому проселку, знакомому до каждого камешка, и вдруг вздрогнешь и поежишься от необъяснимого страха. Одно только странно: я не спешил убегать, а напротив, заставлял себя приблизиться к страшному видению, и убеждался, что это всего-навсего вязанка хвороста, упавшая с телеги какого-нибудь ротозея.