Шантарам - [372]

Все закивали и замотали головами.

— Вы знаете, что у нас есть возможность подключить еще тридцать человек с тридцатью стволами. Но мы можем и не дождаться их — мало ли что. Мы и так уже потратили на сборы пятнадцать минут. Если мы ударим по ним сейчас, то застанем их врасплох, и есть шанс, что ни один из них не уйдет. Надо завершить дело сегодня же и покончить с ними навсегда. Но я оставляю это на ваше усмотрение. Если вы считаете, что нас слишком мало, я не хочу принуждать вас. Так чтó, идем сейчас или будем ждать подкрепления?

Один за другим все кратко высказали свое решение, и почти у всех прозвучало слово «аби», «сейчас». Салман кивнул и, закрыв глаза, пробормотал краткую молитву на арабском языке. Затем он поднял голову, и это был другой человек. Он был готов действовать. В его глазах сверкала ненависть и яростная решимость убивать, которую он до сих пор сдерживал.

— Сатч аур химмат, — произнес он, поглядев всем по очереди в глаза. — Правда и храбрость.

— Сатч аур химмат, — ответил каждый из нас.

Не говоря больше ни слова, все разобрали оружие, расселись по машинам и стартовали в направлении фешенебельной Сардар Патель-роуд. Спустя несколько минут, не успев привести свои мысли в порядок и почти не отдавая себе отчета в том, что делаю, я уже крался вместе с Абдуллой узким проулком в такой густой темноте, что я чувствовал, как расширяются мои зрачки. Мы перелезли через деревянный заборчик и оказались во дворе вражеского дома.

С минуту мы постояли, сверив наши фосфоресцирующие часы, давая глазам привыкнуть к темноте и напряженно прислушиваясь. Абдулла что-то прошептал, и я чуть не подпрыгнул от неожиданности.

— Никого, — прошелестел он, словно шерстяное одеяло прошуршало. — Никого, ни здесь, ни вокруг.

— Вроде, все тихо, — едва слышно проскрежетал я в ответ. Страх сдавливал мне горло. Ни в окнах, ни за маленькой синей дверью света не было.

— Видишь, я сдержал обещание, — прошептал Абдулла.

— Что? — не понял я.

— Ты взял с меня слово, что я возьму тебя с собой, когда пойду убивать Чуху.

— А, да, — ответил я, чувствуя, что сердце мое стучит гораздо быстрее, чем должно стучать у здорового человека. — Мы часто ведем себя неосторожно.

— Я буду осторожен, братишка.

— Я имею в виду, я был неосторожен, когда требовал этого.

— Я попробую открыть эту дверь, — проговорил он мне в ухо. — Если она откроется, я зайду в дом.

— Что-что?

— Ты оставайся здесь, около двери.

— Как это?!

— Оставайся здесь и…

— Мы оба должны быть здесь! — прошипел я.

— Я знаю, — сказал он, подкрадываясь к двери без единого звука, как леопард.

Я последовал за ним, но это больше напоминало неуверенную походку кота, пробудившегося от долгого сна. Абдулла спустился на две ступеньки, открыл дверь и проскользнул внутрь, как тень птицы, камнем падающей с небес. Он бесшумно закрыл дверь за собой.

Оставшись один, я вытащил из ножен на заднице свой нож и зажал его в правой руке лезвием вниз. Вглядываясь в темноту, я сосредоточился на частоте своего сердцебиения, стараясь мышечными усилиями и внушением уменьшить ее. Спустя некоторое время мне это удалось. Я почувствовал, что сердце стало биться реже, и успокоился; в голове у меня была только одна мысль. Она выражалась фразой, которую произнес как-то Кадербхай, а я часто вспоминал: «Совершил зло из лучших побуждений». Повторяя про себя эти слова в пугающей темноте, я знал, что эта схватка с Чухой и борьба между группировками за власть — лишь повторение того, что происходит всегда и повсюду, и это всегда зло.

Салман и другие, точно так же, как Чуха и головорезы Сапны, как и все гангстеры вообще, убеждали себя, что главенство в их маленьких империях делает их королями, что их силовые методы делают их сильными. Но они не были такими, не могли быть. Я вдруг ясно понял это, словно решил наконец долго не дававшуюся математическую задачу. Единственное королевство, которое делает человека королем — это царство его души. Единственная сила, которая имеет какой-то реальный смысл, — это сила, способная улучшить мир. И только такие люди, как Казим Али Хусейн или Джонни Сигар, были подлинными королями и обладали подлинной силой.

Я чувствовал себя как на иголках и дрожал от страха. Прижав ухо к двери, я пытался услышать Абдуллу или кого-нибудь другого. Страх, который я испытывал, не был страхом смерти. Я не боялся умереть. Я боялся, что меня изувечат и я не смогу ходить или видеть, или не смогу убежать, и меня схватят. Больше всего я боялся именно этого — что меня схватят и опять запрут в клетке. И я молился о том, чтобы не остаться беспомощным калекой. «Пусть уж лучше все случится здесь, — молил я. — Дай мне пройти через это, уцелеть, сбереги меня, Господи, или убей прямо здесь…»

Откуда они взялись, ума не приложу. Я не слышал ни звука. Две тени набросились на меня и прижали к двери. Я инстинктивно выбросил вперед руку с ножом, но сделал это недостаточно быстро.

— Чаку! Чаку! — крикнул один из них. — Нож!

Второй схватил меня за горло, не давая шевельнуться. Он был очень высокий и очень сильный. В это время его товарищ пытался отнять у меня нож. Но он был не так высок и силен, и это ему не удалось. Тут из темноты вынырнул третий, и все вместе они заломили мне руку и вырвали нож.