Шампанское с того света - [11]

— Зачем это?

— Ну вот, снова здорово! Только посмотрите на нее, уже забыла, — всплеснула Галя руками. — Подождем звонка с того света, — кивнула она на трубку Марии, лежавшую на столе. — Для чего я, спрашивается, попросила, чтобы Ступина оставила свой телефон, для украшения офиса, что ли?

— Точно, забыла, — нехотя согласилась Люсьена, доставая из шкафа бутылку шампанского и бокалы. — С такими клиентами, как эта Ступина, не то что память потеряешь, а вообще… Муж с того света звонит, очуметь можно! — хмыкнула она. — Никогда не думала, что у людей бывают проблемы такого странного характера.

— То ли еще будет, — заметила Галя. — И кстати, не мне тебе говорить об этом. Это же ты у нас любитель криминального чтива.

— Нашла с чем сравнивать: реальную жизнь — с книжным детективом, — фыркнула Люсьена. — Это же совсем другое дело, потому что…

— Галина Алексеевна, к вам еще одна клиентка пришла, — прошептала секретарша, просунув голову в дверь. — Вы не заняты? Мне ее пропустить?

— Еще одна? — удивилась Галя. — Надо же, какой сегодня у нас день урожайный! Погоди минуты две, а потом пропусти, я со стола уберу. Запихивай шампанское обратно в шкаф, — велела она Люсьене, торопливо сгребая бумаги со стола. — Потом обсудим, что в книгах бывает, вот она, реальная жизнь, перед нами. Странно как, ведь никто на сегодня не записывался, только звонили.

— Можно войти клиентке? — спросила Маша, снова показываясь в дверях.

— Да-да, пусть проходит, мы готовы ее принять, — кивнула головой Галина и, поспешно плюхнувшись на стул, приняла деловую позу.

— Прошу вас, проходите, — прочирикала секретарша, отходя от двери и пропуская уже немолодую женщину. Та осторожно вошла в кабинет и так же, как Ступина, удивленно вскинула брови.

— Это вы — детективы? — недоверчиво поинтересовалась она. — Вы… не мужчины?

— Вроде нет… как видите, мы — женщины… в некотором роде, — ответила Люсьена, с интересом глядя на болезненного вида даму. — Но этот факт никоим образом не отражается на нашем профессионализме, — торопливо добавила она. — С кем имеем честь говорить?

— Кучумова я, Нина Ивановна, — ответила клиентка. — Можно я присяду? Вы уж извините, ноги меня совсем не держат из-за болезни.

— Да-да, конечно, присаживайтесь, — засуетилась Люсьена, помогая женщине дойти до стула. — У вас что-нибудь случилось, Нина Ивановна? — заботливо спросила она. — На вас лица нет.

— Случилось, ой случилось, доченьки! — всхлипнула она и прерывисто задышала. Торопливо полезла в сумочку, вытащила ингалятор и несколько раз пшикнула лекарством в горло. — Извините, у меня всегда так бывает, когда я разнервничаюсь. А сейчас почти каждый час приходится им пользоваться, совсем плохо стало после случившегося. Все глазоньки проплакала. В милицию пошла, заявление написала, только чует мое сердце, напрасно все, — торопливо заговорила она, словно испугавшись, что не успеет рассказать все по порядку. — Я как посмотрела, сколько у них фотокарточек на стенке висит, и все это — пропавшие без вести, у меня так сердце и упало! Не найдут они мою доченьку, ой не найдут! Да и будут ли вообще искать? — тяжело вздохнула женщина.

— У вас пропала дочь? — спросила Галина, сочувственно глядя на посетительницу.

— Да, дочка моя пропала, ягодка, кровиночка моя, — запричитала посетительница, раскачиваясь из стороны в сторону. — Уж пятый день, как она в институт ушла и сгинула! Я поэтому и обратилась к вам, думаю, может, хоть вы чем-то поможете? Я ведь в соседнем доме живу, в магазин спустилась и увидала вашу вывеску. Это еще утром было, а потом, когда я домой вернулась, все вывеска эта стоит перед глазами, вот и решила: схожу-ка я к детективам… Милиция-то наша, сами знаете…

— А что в милиции сказали? — спросила Галина.

— Что они могут говорить? Занесли мою дочь в картотеку, завели уголовное дело по факту пропажи, говорят, следственная машина заработала. Это они так выражаются, машина у них, видишь ли! А куда эта машина едет, кто же разберет? — всхлипнула Нина Ивановна. — Найдут ли они мою Анфису?

— Вашу дочь зовут Анфиса? — удивилась Люсьена. — Какое редкое имя в наше время.

— Да, я ее так в честь своей матери назвала, ее бабки. Моя мать молодой умерла, я ее и не помню совсем, мне пять лет всего было. Отец потом женился на вдове с двумя детьми, я в падчерицах прожила до восемнадцати лет, пока замуж не вышла, без любви, можно сказать, за первого встречного, лишь бы побыстрее из дома отцовского уйти, — снова вздохнула Нина Ивановна. — Детей у нас с Виктором не было, и я очень переживала, просила его врачу показаться. А он только и знал, что огрызаться да орать на меня, мол, это я — «телка холостая», а не он.

— Телка холостая? — переспросила Галя.

— Ну, бесплодная, значит, — объяснила женщина. — А потом, когда Виктор помер, я Анфису свою специально… нагуляла, чтобы на старости лет одной не остаться, мне тогда уже почти сорок лет было. У нас в поселке бригада одна работала, строители, я с одним мужчиной, прорабом ихним, месяц и миловалась. Здоровый такой был, красивый, поэтому я его и выбрала. Анфиса на него похожей родилась, как две капли воды. Поняла я, что забеременела, сразу дом свой продала и в город уехала. Сделала все тайком, чтобы он ничего не знал, с тех пор мы и не виделись ни разу. Да и зачем это нужно, ведь он человек семейный. Во всяком случае, был в то время. А у меня в Москве тетка жила, матери моей сестра родная, квартира у нее была двухкомнатная. Она уже старая была и одинокая, меня и приютила. Узнала, что я ребенка жду, и ни одним словом меня не укорила, наоборот, поддержала. «Правильно, — говорит, — дочка, ты сделала, будет для кого жить. Я вон одна на старости лет осталась, и никому дела до меня нет, хорошо хоть ты приехала. А ведь и у меня мог быть ребенок, даже постарше тебя. Только отец, твой дед, узнал, что тяжелая хожу, и чуть не прибил. Когда я молодой была, считалось страшным позором, чтобы незамужняя родила. Отец и сказал: как хочешь избавляйся от него, а в моем доме чтоб с пузом не появлялась, а уж с нагулянным дитем — и подавно. Не дай бог, говорит, увижу, топором зарублю, а такого срама не допущу!.. Побоялась я его ослушаться, к бабке-повитухе пошла и аборт сделала. С тех пор два раза замуж выходила, но больше так ни разу и не забеременела. Вот так меня Боженька за то душегубство наказал — одиночеством на старости лет. А ты молодец, что не побоялась никого и ребенка оставила. Живи у меня, места достаточно, дитя жди, а я тебе помогу, чем смогу, пока сил хватит…»