Шаманова Гарь - [9]

– Все это органам НКВД известно.

– А больше мне сказать нечего, – ответил Степан.

– Не торопитесь с выводами. Поспешность нужна при ловле блох, да и то не всегда. Чимра не заводил с вами разговоров о Японии?

Не отличавшийся набожностью Иготкин вдруг перекрестился:

– Истинный Бог, разговоров о японцах у нас с Федосом не было.

– Подумайте лучше…

– Тут и думать нечего. У нас серьезных забот по горло хватало.

– О том, что Чимра – японский шпион, вы не знали?

– Ну, надо же такое придумать! – воскликнул Степан.

Оперуполномоченный нахмурился:

– Органы НКВД сказок не придумывают. К нам поступает информация. Мы проверяем ее и, когда факты подтверждаются, проводим объективное расследование.

– Чимра убежденный коммунист, не двурушник. Зря на него телегу катите. Попусту потратите силы – и только.

– НКВД попусту сил не тратит, – сухо сказал оперуполномоченный и сразу спросил: – Чимра не предлагал вам вступить в коммунистическую партию?

– На службе предлагал, но я отказался.

– Почему?

– Какой из меня партиец?.. Образование имею скотско-приходское. В политике ни бельмеса не петрю. Живу в тайге. Словом, ненужным балластом стал бы для партии.

– Органам известно, что среди таежников вы пользуетесь большим авторитетом. Могли бы разъяснять охотникам партийную линию.

– Трудно разъяснять то, в чем сам не разбираешься.

– Не любите советскую власть?

– Она не женщина, чтобы в любви ей объясняться. По мне, любая власть терпима, если не раздевает мужика до нитки. Коренной сибирский таежник я. Как только промысловый сезон наступает, забываю обо всех властях и партиях.

– Напрасно, напрасно забываете… – то ли с упреком, то ли с каким-то намеком сказал оперуполномоченный. Поскрипывая новенькими фетровыми бурками, он прошелся по комнате и опять сел к столу. – Значит, о шпионской деятельности Чимры говорить не хотите.

– Нечего мне об этом сказать.

– Тогда признайтесь откровенно: кто надоумил вас уничтожить пожаром самую продуктивную часть Шамановой тайги?

Иготкина словно бес за язык дернул:

– Ты что придумал, парень?!

– Тыкать не надо. Мы на брудершафт не пили, – обиделся чекист.

– Извините, – смутился Степан. – Случайно сорвалось.

– Случайностей не бывает. В преступлениях – тем более. Расскажите-ка, как вы учинили самосуд над гражданином Василием Шамановым…

– Какой еще самосуд?

– Иными словами, убийство без суда и следствия.

Степан побледнел:

– А вам известно, сколько бед натворил этот сукин сын Шаман?..

– Вопросы, гражданин Иготкин, задаю я. Ваша обязанность – отвечать без уверток.

– Чего мне вертеться? Убийцей себя не считаю.

Оперуполномоченный положил ладонь на красную папку, которую за время разговора ни разу не открыл:

– НКВД – не шарашкина контора. Самый хитроумный мудрец не обведет нашу фирму вокруг пальца. Органам известна распространенная среди охотников версия о поджоге тайги. Все в ней вроде бы убедительно, но… Пожар мог возникнуть и по другому поводу…

– Это по какому же? – опять не удержался от вопроса Степан.

– Например, чтобы замести следы убийства, вы решили сжечь труп Шаманова. Не так ли?..

– Не так.

– Чем докажете?

Иготкин опустил голову:

– Нечем мне доказать.

– Вот видите… А мы свою версию докажем. Найдем свидетелей…

– Каких? Их же не было!

Оперуполномоченный посмотрел на Степана то ли с сожалением, то ли с грустью:

– Вы, таежный промысловик, разбираетесь в повадках зверя и птицы, но плохо знаете людей. Свидетели всегда найдутся. При необходимости дадут письменные показания о том, что Степан Егорович Иготкин и его тесть Темелькин свели с гражданином Шамановым старые счеты.

– Это же будет подлог, оговор…

– Как сказать… Что написано пером, не вырубишь и топором. Выбирайте одно из двух: либо даете показания о шпионской деятельности Чимры, либо НКВД привлекает вас к ответственности за умышленный поджог Шамановой тайги…

Степан почувствовал, как кровь прихлынула к лицу. В висках гулко застучало. Собрав всю силу воли, чтобы не сорваться, он тихо спросил:

– За кого, гражданин оперуполномоченный, меня принимаете?

– За нормального человека, который дорожит собственной жизнью, – спокойно ответил чекист.

– Значит, ради спасения собственной шкуры я должен оклеветать невинного человека?..

– Вы слишком много задаете вопросов. Отвечайте: да или нет?

– Нет! – запальчиво рубанул Иготкин.

– Решение окончательное?

– И бесповоротное!

– Не пожалеете?..

– Никогда! Даже, если к стенке поставите…

Оперуполномоченный долго молчал, словно не мог сообразить, как вести разговор дальше. Видимо, ничего не придумав, он положил в портфель папку, которую ни разу так и не раскрыл. Проскрипел бурками к вешалке у порога. Надел шапку с красной звездочкой и шинель с малиновыми квадратными петлицами. Поверх шинели натянул мохнатую собачью доху и только после этого сказал:

– Ну что ж, Степан Егорович, любопытно было с вами познакомиться… – чуть подумав, вроде бы с сожалением добавил: – Оказывается, живете вы еще в старом измерении. Если не избавитесь от принципиальности, не сносить вам головы…

Ушел оперуполномоченный не попрощавшись, и Степан не понял: к добру это или к худу. Через окно он видел, как чекист сел в кошеву и направил застоявшегося на морозе жеребца прямиком к дому Колоколкина.