Шаманова Гарь - [6]

– Пойми, твой тесть прекрасный охотник, но против бандита старик, как ребенок, – убеждал он Степана.

В результате долгой беседы с глазу на глаз решили все-таки с недельку подождать. Не станет же «бандит» немедленно исполнять свою угрозу.

…Несчастье всегда приходит внезапно. Так случилось и на этот раз. Рано утром, когда охотники еще спали, на стан заявился Темелькин. Старик осторожно разбудил Степана, сел к потухшей за ночь печке и молчаливо стал ее растапливать.

– Ты чего, отец, ни свет ни заря прибежал? – тревожно спросил Степан.

– Плохой весть принес.

– Что случилось?

– Дарью хоронить надо.

– Что?!

– Померла Дашка, совсем померла, – путаясь в словах, с трудом выговорил Темелькин, и по его щекам покатились слезы.

* * *

Ночь, когда произошло несчастье, была тихой и морозной. Выщербленный серп луны висел в звездном небе, тускло освещая спящее село. Утром, перед первыми петухами, Темелькин надел полушубок, вышел во двор и засмотрелся на небо. Холодило… Поежившись, старик хотел было вернуться в свою избу, но как раз в этот момент в доме зятя ударил глухой выстрел. Старик растерянно замер… Какой-то сгорбленный человек быстро перебежал на противоположную сторону улицы, к дому Колоколкина. Метнувшись в избу, Темелькин сорвал со стены ружье. Мигом выскочил на мороз и дуплетом пальнул в воздух. Ахнуло над Лисьими Норами эхо. Громко залаяли собаки.

Темелькин перезарядил стволы и заковылял к зятеву дому. Дверь оказалась открытой. Старик прислушался: в доме навзрыд плакал ребенок.

– Дарья! – позвал старик. – Дочка!..

Темелькин торопливо нащупал в кармане полушубка спичечный коробок. Забыв об осторожности, вошел в дом, – засветил спичку и попятился – Дашутка лежала посреди прихожей навзничь. Левая половина ее груди была залита кровью. Рядом на полу сидел орущий от страха Егорушка. Старик схватил внука на руки, запахнул его в полушубок и выскочил на крыльцо. К дому сбегались разбуженные стрельбой лисьенорцы.

Хоронили Дашутку в хмурый морозный день. Студеный северный ветер тянул над кладбищем поземку, завивал снежные кольца за бугорками могилок. Зябко ежились в полушубках мужики, концами полушалков вытирали глаза лисьенорские бабы. Степан без шапки, склонив голову, стоял у свежей могилы. Неудержимо катившиеся из его глаз крупные слезы падали на стылую землю ледяными дробинками.

Со смертью жены будто оборвалось что-то в груди Степана. Голос стал глухим, сердце саднило невыносимой болью. Через девять дней, с трудом отведя поминки, Степан вообще слег. В бреду звал сына, метался. Под надзором Темелькина пролежал он в постели больше месяца.

Отшумели над Лисьими Норами зимние ветры с метелями. Наступило предвесеннее затишье, когда, несмотря на крепкие ночные морозы, полуденное солнце выжимает с крыш первую капель. Вскоре белка начала линять, и потянулись к домам охотники – в тайге делать стало нечего.

Лисьенорцы вернулись с богатой добычей. Готовили большой обоз для отправки в Томск и ждали только Семена Аплина, который выходил из тайги последним. Дорога с каждым днем портилась, а Семена все не было. Чимра нервничал. В конце концов он вынужден был уйти с обозом, не дождавшись последнего из артельных охотников.

Вскоре после ухода обоза к Степану заглянул тревожный Темелькин. Показывая через окно на свисающую с карниза длинную сосульку, заговорил:

– Вот-вот, паря, дорога совсем негодной станет. Надо искать Сеньку. Шибко худо, видать, Сенькино дело.

Степан и сам догадывался, что не от хорошего задержался в такую пору Аплин в тайге. Пересиливая слабость, он решил идти с Темелькиным на поиски, оставив Егорушку у соседей.

Тайга встретила запоздалых охотников печальным шорохом. Под сырым ветром деревья лениво шевелили ветвями. Снег во многих местах просел, и лыжи шли по твердому насту с трудом, будто по наждаку. Воздух казался настоянным на терпком запахе смолы. Степан временами дышал глубоко, всей грудью, и чувствовал, как от пьянящего запаха весны начинает кружиться голова.

К месту стоянки артели добрались только на вторые сутки. Тайга хмурилась. Лишь перед станом светились еще сероватые пятна уходящего дня. Срубленный из толстых бревен стан, припорошенный снегом, казался заброшенным, а когда Степан отворил скрипучую дверь, оттуда пахнуло холодом и запахом покинутого людьми жилья.

В темноте ничего нельзя было разглядеть. Скупое пламя зажженной лучины робко выхватило из мрака земляной пол. Охотники растерянно переглянулись… На полу, чуть поодаль от дверей, разбросив руки и задрав в потолок реденькую бороденку, лежал мертвый Аплин. Чья-то безжалостная жестокая рука расправлялась с лисьенорцами.

Сняв шапки, в молчании замерли охотники возле безжизненного тела. Степан чувствовал, как трудно становится дышать. Задыхаясь, выбежал он из стана. Сжав ладонями виски, остановился, бессмысленно глядя на деревья. Неожиданно слабый металлический щелчок нарушил таежную тишину. Степан резко повернулся на звук – в каких-нибудь десяти метрах, из-за толстого кедра, прямо на него уставились прищуренные глазки на бородатом старческом лице и направленный в грудь винтовочный ствол.