В громадном зале, где одиноко стояло кресло, света почти не было. Нужную комнату она разглядела, благодаря открытым дверям лифта. Страшно труся, Кети осторожно подошла к двери, как всегда приоткрытой. Пленника она в течение этих дней не видела, так что перед входом в комнату глубоко вздохнула, стараясь быть спокойной. Придерживая дверь, она проскользнула в комнату. Здесь резал глаза тусклый, но достаточный для зрения свет.
Пленник лежал на полу, у стены, спиной к ней, боком, вытянув вперёд одну руку — вторую будто спрятав под себя. На нём только джинсы. Спина и руки — в безобразных пятнах ожогов. Словно грязь — на татуировках, опоясывающих его узкое, сейчас отощавшее тело. Длинные волосы местами будто прилипли к каменному полу — сухие, слепившие их в космы пятна на них были совершенно понятны даже девушке.
Кети быстро подсчитала: сначала, после посещения подвала, состоялся привычный ужин (на котором кусок снова в горло не лез), потом она и Горан слушали классическую музыку по вирт-экрану. Затем каждый занимался своими делами в своей комнате. В частности, она пыталась играть на гитаре, но пальцы вздрагивали — и даже трагически красивые мелодии, которые обычно так легко складывались, после первого же аккорда обрывались — от смутного ощущения, что так нельзя, так нечестно. О стихах говорить нечего: она не могла придумать даже ритмичную строку. Всё это было часа полтора назад.
Полтора часа он лежит на полу? На холодном полу?
Она подошла ближе и присела перед телом на корточки.
В сознании ли он? А если в сознании, действует ли ещё тот препарат, который усиливает боль? И почему?… Почему Горан продолжает… издеваться над этим мужчиной, когда тот чётко сказал, что не умеет снять эту боль? Почему Горан не пользуется лекарствами — теми, которые обезболивают? Чего он добивается?
Привычные вопросы, возникшие в течение трёх страшных дней.
Но сейчас, при виде беспомощно лежащего тела, у Кети возник ещё один. А что, если Горан мстит ему за что-то? Ведь этот шаман (нисколько не похож! Такой смешной, пока был в сознании!) назвал его по имени, и Горан не удивился!
Она протянула было руку перевернуть его на спину и быстро отдёрнула. Снова тот же вопрос: а если действие препарата не прошло? Если, дотронувшись до него, она тоже причинит ему боль? Кети вдруг подумала, что не знает даже, как его зовут, а ведь могла бы окликнуть тихонько, позвать его.
Так ничего и не придумав, она покусала губы и решилась на шёпот:
— Шаман, ты жив?
Шевельнулась вытянутая рука.
— Если я помогу тебе сесть, тебе не будет больно?
— Нет…
Ответ прозвучал шорохом — она еле уловила его. Кети быстро поднялась и снова застыла в нерешительности: а как поднимать его? Для начала она попробовала его перевернуть, для чего села на колени. Получилось, потому что он помог сам — упершись в стену ладонью. Потом оба сумели сделать так, чтобы он прислонился к стене.
— Прости, — с трудом шевеля неповоротливыми губами, произнёс он. — По утрам я бываю в лучшей форме…
Она поразилась: он ещё и шутит!.. Потом он замолчал, странно моргая (она вдруг сообразила, что ему просто тяжело держать глаза открытыми) и спросил сам:
— Тебя прислал Горан?
— Нет! — возмутилась она. — Я сама!
— Но дверь он всегда оставлял открытой, — пробормотал пленник, глядя мимо неё. — Кети, когда Горан здесь, ты в той комнате?
Она поняла, о чём он спрашивает.
— Рядом, — недовольно буркнула она. — Откуда ты знаешь меня и Горана?
— Я не уверен, что в этой комнате нет камер и прослушки, — вместо ответа сказал он.
Кети серьёзно посмотрела в светло-серые глаза этого странного мужчины.
— Боишься?
— За тебя.
Неожиданный ответ снова сбил с толку. Придя в себя, она вздохнула:
— Тебя здесь кормят? — Только сейчас она разглядела выпирающие рёбра под кожей, пятнистой от тату и ожогов.
— Кормят, — успокоительно сказал он и чему-то слабо усмехнулся.
Девушка неожиданно сняла с себя лёгкий чёрный жакет и сверху укрыла им себя и мужчину. Трикотажное одеяние просвечивало, и Кети увидела удивление на лице мужчины. Он взглянул наверх, словно сомневаясь: а вдруг всё-таки разглядят?
— Давай шёпотом, — тихо предложила она. — Что с Гораном? Он болен?
— Здоров. Физически. Но на месте перелома руки у него концентрат кармической боли.
— Как это — кармической?
— Проклятия всех тех, кому он причинил боль, образовали сгусток, который и тревожит его.
— Такого не бывает, — категорически заявила она.
— Врачи называют это фантомной болью, — как ни в чём не бывало добавил он. — Она бывает у многих. Природа у всех разная. У Горана концентрат кармического проклятия.
— Ты правда не можешь снять эту боль?
— Могу. (Девушка встрепенулась.) Но тогда кармический сгусток перейдёт на меня и убьёт. Потому что в этом случае я буду виноват в том, что оставляю его чистым и так и не принявшим своей вины.
Но Кети думала уже о другом.
— Слушай, давай я тебе помогу сбежать!
— Не надо, — чуть улыбнулся он. — Я сбежал бы уже в первый же день, если бы… Об этом говорить не буду.
Она всё-таки оставила ему всё, что сумела стащить со стола, и ушла, размышляя над его словами и ещё более заинтригованная. Снова поднявшись на лифте к жилым этажам, Кети внезапно столкнулась с Гораном.
