Шалости аристократов - [28]

Первая фраза Сирила была: «Эй, послушайте, знаете ли, вы не смеете так со мной говорить, знаете ли!», и, по-моему, он заставил свою гортань работать с энергией и je ne sais quoi. Но, разрази меня гром, прежде чем героиня успела ему возразить, наш маленький веснушчатый друг вновь решил высказать протест.

— Папка!

— Да, мой мальчик?

— Этот тип никуда не годится.

— Какой тип, мой мальчик?

— С лицом как у дохлой рыбины.

— Но у них у всех лица как у дохлых рыбин, мой мальчик.

Казалось, ребёнок понял справедливость сделанного ему замечания. Он высказался более опредёленно.

— Этот урод.

— Какой урод? В середине? — спросил старикан, указывая на Сирила пальцем.

— Угу. Дрянной актёришко.

— Я тоже так считаю.

— Зануда!

— Ты абсолютно прав, мой мальчик. Я давно за ним наблюдаю.

Когда разговор отца с сыном закончился, Сирил, до сих пор стоявший с отвисшей нижней челюстью, встрепенулся. Даже с заднего ряда, где я сидел, было видно, что уязвлённая гордость Бассингтон-Бассингтонов приготовилась к битве. Сначала у Сирила покраснели уши, затем нос, потом щёки, и через четверть минуты он стал похож на спелый помидор.

— Какого хрена вы имеете в виду?

— Какого хрена вы имеете в виду? — проревел Блуменфилд. — Не смейте кричать со сцены!

— У меня руки чешутся отделать этого маленького негодяя!

— Что?!

— Руки чешутся!

Старикан раздулся как мыльный пузырь и стал похож на воздушный шарик.

— Я вам, мистер!!! Как вас там!!!

— Я Бассингтон-Бассингтон, а добрые славные Бассингтон-Бассингтоны… я хочу сказать, Бассингтон-Бассингтоны не привыкли…

Блуменфилд в нескольких словах выразил своё мнение о Бассингтон-Бассингтонах и о том, к чему они не привыкли. Его сочную, яркую речь сбежалась послушать вся труппа. Счастливые лица выглядывали из-за кулис и кадок с пальмами.

— Ты не должен халтурить, когда работаешь на моего папку, — заявил веснушчатый ребёнок, укоризненно качая головой.

— Нос у тебя не дорос командовать! — запинаясь, выкрикнул Сирил.

— Что такое? — рявкнул старикан. — Вы знаете, что этот мальчик — мой сын?

— Да, — ответил Сирил, — и я сочувствую вам обоим.

— Вы уволены! — гаркнул Блуменфилд, раздуваясь до непомерной величины. — Вон из моего театра!

* * *

На следующее утро, около половины десятого, когда я выпил чашку живительной влаги, Дживз вплыл в мою спальню и сообщил, что Сирил ожидает меня в гостиной.

— Как он выглядит, Дживз?

— Сэр?

— Как выглядит мистер Бассингтон-Бассингтон?

— Вряд ли я могу осмелиться, сэр, критиковать специфические особенности, присущие лицам ваших друзей.

— Я не об этом. Я имею в виду, он не выглядит недовольным, раздражённым, ну, в общем, сам понимаешь?

— По нему незаметно, сэр. В его поведении нет ничего необычного.

— Странно.

— Сэр?

— Нет, ничего. Пусть войдёт.

Должен признаться, я ожидал, что на Сириле отразятся события вчерашней битвы. Я думал увидеть страдальца с разбитой душой, так сказать, и трепещущим взором. Но Сирил не потерял своей жизнерадостности.

— Привет, Вустер, старичок!

— Салют!

— Я зашёл попрощаться.

— Попрощаться?

— Да. Через час отбываю в Вашингтон. — Он уселся на кровать. — Я пораскинул мозгами и решил, что поступлю нечестно с добрым, славным папаном, если стану актёром и всё такое. Как вы думаете?

— Я с вами полностью согласен.

— Я хочу сказать, он послал меня сюда расширить мой добрый, славный кругозор, и прочее, и прочее, знаете ли, и будет жутко страдать, если я плюну на его напутствие и пойду на сцену. Не знаю, понимаете ли вы меня, но я имею в виду, тут дело в совести.

— А разве в театре без вас смогут обойтись?

— О, я всё уладил. Я объяснил обстоятельства дела Блуменфилду-старшему, и он отнёсся ко мне с пониманием. Само собой, ему жаль меня терять — он сказал, что не представляет, как найти мне замену, и всё такое, — но в конце концов, хоть я и поставил его в безвыходное положение, мне кажется, я поступил правильно, отказавшись от роли. А вы как считаете?

— О, безусловно.

— Не сомневался, что вы со мной согласитесь. Ну, мне пора. Очень рад был с вами познакомиться, и прочее, и прочее. Пока-пока!

— До свидания.

Он ушёл, наврав мне с три короба и ни разу не покраснев. Сквозь его невинные голубые глаза можно было видеть противоположную стенку. Я нажал на кнопку звонка. Я много о чём успел передумать, и мне казалось, я узрел свет истины.

— Дживз!

— Сэр?

— Это ты подговорил веснушчатого ребёнка раздразнить мистера Бассингтон-Бассингтона?

— Сэр?

— О, ты прекрасно понимаешь, о чём я говорю. Ведь это ты сказал мальчику, чтобы он попросил отца выгнать мистера Бассингтон-Бассингтона из театра?

— Я никогда не осмелился бы позволить себе такую вольность, сэр. — Он начал раскладывать мою одежду. — Вполне возможно, молодой господин Блуменфилд понял из нашего с ним разговора, что я не считаю сцену подходящим поприщем для мистера Бассингтон-Бассингтона.

— Послушай, Дживз, ты просто чудо!

— Всегда к вашим услугам, сэр.

— Я жутко тебе признателен. Тётя Агата съела бы меня живьём, если б ты не помешал ему стать актёром.

— Весьма вероятно, сэр. Я приготовил вам синий костюм с красной искрой. Надеюсь, вы останетесь довольны, сэр.

* * *

Чудно, но я оделся, позавтракал и вышел на лестничную площадку, прежде чем вспомнил, что собирался отблагодарить Дживза за спортивный дух, который он проявил в деле придурка Сирила. Поверьте, у меня болело сердце, но я твёрдо решил уступить достойному малому и позволить шикарным лиловым носкам раз и навсегда уйти из моей жизни. В конце концов, надо уметь приносить жертвы. Я только собрался вернуться в квартиру и сообщить ему радостную весть, как подошёл лифт, и я подумал, что вознагражу Дживза после того, как приду домой.