Шалость - [51]

Теперь он стоял рядом с ней и смотрел на нее в упор. Потом поднял ее на свои сильные руки и тихо отнес в соседнюю комнату. Там он сложил свою ношу на широкую постель и одну за другой начал снимать ее одежды: развязал жабо, расстегнул камзол и жилет. Показалось белье и обозначило обессиленное сном молодое тело. Тогда, приподняв тонкое полотно, он с любопытством и цинизмом стал рассматривать эту свежую, гибкую, полную чувственного желания наготу. Потом вернулся в прежнюю комнату, сел за стол, разрезал паштет, налил в большой стакан вина и принялся размышлять о состоянии своих дел.

Они шли недостаточно хорошо и не оставляли никаких иллюзий относительно ожидавшей его участи, особенно с тех пор, как убежище в замке От-Мотт было почти открыто. Недавнее посещение замка королевскими чиновниками являлось дурным и досадным предзнаменованием.

Так, очевидно, думал и г-н де Шаландр, решивший спешно отправиться в Голландию. Г-н де Шаландр долгое время в силу своей любезности предоставлял ему ценное и безопасное убежище в этом От-Мотт, куда капитан скрывался между двумя вылазками, в то время как его шайка рассеивалась в заранее выбранных окрестностях. Здесь же находила себе убежище и добыча, следствие удачного набега, которую потом г-н де Шаландр переправлял в Париж, где и сбывал ее всеми доступными ему способами, в то время как он, Бреж, брал на себя обязанность доставлять ее в замок. С этой целью, под ложными именами и часто меняющимся гримом, он принимал различные черты лица, необходимые для того, чтобы изменить свою наружность. То он был честным купцом, путешествующие своим торговым делам, то дворянином, завсегдатаем игорных притонов и любителем удовольствий. И хотя он достиг большого искусства в этих перевоплощениях, все же он видел, что его возможности приходят к концу. Кое-кто уже обратил внимание на его проделки, за ним уже следили, как предупредил его г-н де Шаландр во время последней встречи. Париж стал опасным местом как для того, так и для другого. Их сообщничество рисковало быть раскрытым. Г-н лейтенант полиции должен был кое о чем догадываться. Г-н де Шаландр, считая себя несколько скомпрометированным, счел благоразумным исчезнуть, — то, что должен был равным образом сделать и он сам, но Голландия его не привлекала, и он продолжал игру, рассчитывая на дерзость в выполнении своих планов и на легкость, с которой ему всегда удавалось водить за нос своих преследователей.

В настоящее время дела шли из рук вон плохо, вся страна была так терроризирована, что общественное мнение требовало применения самых строжайших мер, и губернатор провинции решил во что бы то ни стало положить конец тем выходкам, которые являлись весьма досадными для частных лиц и были самым настоящим вызовом власти короля. С этих пор его постепенно загоняли в кольцо, и ему приходилось прибегать ко всей своей хитрости и дерзости, чтобы продолжать дела. Быть может, ему многое еще удавалось, но сети уже были разложены вокруг, и понадобилось бы большое время, чтобы распутать петли и найти дорогу на свободу.

Правда, благодаря тому, что он прекрасно знал окрестности, а также обладал некоторыми недюжинными свойствами ума, ему случалось сбивать с толку драгун г-на де Шазо, но его шайка, находясь в состоянии постоянного преследования и вечно настороже, уже не имела возможности пополнять свои запасы путем выгодных нападений. К тому же началось дезертирство. Разве не исчез еще сегодня вечером «Пей до дна», оставив свой мушкет? Завтра же это сделает кто-нибудь другой. Быть может, благоразумнее всего было бы последовать примеру г-на де Шаландра, но эта Голландия наводила на него тоску, и он чувствовал, что будет искать убежища у себя на родине, удерживаемый необъяснимой силой, к которой примешиваются страсть к приключениям, соблазн легкой наживы и некоторая нерешительность, в которой он не может разобраться и которая мешает ему поступать согласно доводам рассудка. Уже не один раз эти мысли заставляли кружиться его голову. Чтобы их рассеять, он прибегал обычно к бутылке. Сегодня они вернулись к нему с особенной настойчивостью, и он прекрасно чувствовал всю необходимость принять какое-нибудь решение. Возможность попасть в руки драгун г-на де Шазо мало ему улыбалась. Он не испытывал никакого влечения к колесу и застенку. Итак, надо было что-то придумать… На некоторое, весьма короткое, время От-Мотт может ему служить достаточно надежным жильем. Маловероятно, что его станут искать именно здесь и что драгуны снова посетят замок, ибо трудно было бы предполагать, что у него хватит дерзости искать себе убежище в привычном месте, в особенности после того, как оно утратило для него всякое значение и тайну. Его будут искать всюду, но только не здесь, и у него найдется еще время выполнить один дерзкий замысел, который он задумал.

Он поднялся и направился было к двери комнаты, где спала девица де Фреваль, но вернулся и начал ходить из угла в угол. Иногда он останавливался и опрокидывал себе в горло стакан вина или водки.

У него было много любовниц, самых различных по возрасту, характеру и общественному положению; любовь являлась одним из самых пылких его влечений. Не был ли он обязан женщинам тем, что с ним сталось? Они предопределили все течение его жизни. Ради женщины поставил он когда-то на зеленое сукно свой первый луидор; ради женщины, которой ему хотелось обладать, в первый раз пролил он кровь. Ради женщин хотел он, чтобы его карманы всегда были полны золота и драгоценностей; ради них вел он картежную игру, занимался обманом, убивал; ради них подстерегал жертву на большой дороге, чтобы добыть денег для удовлетворения их капризов. Они заставляли его руку залезать в разбитый сундук или взломанный шкаф. Ради них проводил он целые ночи в засадах, хватал лошадей за узду, перелезал через стены, переплыв ал рвы, вышибал двери, слышал свист пуль в ушах, знал страхи переодевания, переменчивость счастья. Ради них бежал он с военной службы и стал разбойником. Ради женщины сделался бродячим актером, подвергался насмешкам и получал оплеухи. О, как он любил их! Любил и в пышных нарядах, в будуаре, и на постели, в совершенной наготе! Ради них он только и жил, и из-за них солдат и дворянин Жан Франсуа Дюкордаль и кавалер де Бреж, капитан Сто Лиц, быть может, умрет когда-нибудь на колесе!