Шаги за спиной - [14]

– Где он пьет? – спросил Стабинь.

– Дома. А то где же еще?

– А в четверг? Вот в этот, в последний. Где он был?

– В четверг? – задумалась женщина. – В четверг он не напивался.

– Напиваться, может, и не напивался, но выпил? Где?

– Откуда мне знать? По пятам за ним не хожу.

Инспектор, прищурив глаза, пристально глядел на женщину.

Вилма Ошинь поежилась и покраснела.

– Неужто набедокурил, старый хрыч?

В этот момент дверь осторожно приоткрылась, и в красный уголок вошел следователь Розниек. Он присел на диван и стал с интересом разглядывать тетушку Ошинь.

В наступившей тишине было слышно, как тикает будильник на книжной полке.

Стабинь отодвинул листок протокола, пробежал глазами написанное и продолжил допрос:

– Так где же он был в четверг?

– Вам лучше знать, коль он чего натворил. – Женщина явно пыталась словчить.

– Мы-то, конечно, знаем. И вы тоже знаете. Так что в прятки играть не будем. Где в четверг напился ваш брат?

– Ну тогда, видать, у… – Ошинь наморщила лоб.

– …Уж не у Катрины ли Упениеце в Межсаргах? – подхватил Стабинь и, довольный тем, что ему удалось блеснуть смекалкой, подмигнул Розниеку.

Розниека передернуло так, что под ним скрипнули пружины дивана.

Нос Вилмы побагровел, кровь прихлынула к щекам.

– Ах, Езус Мария! Значит, так нахлобыстался, что его понесло в Межсарги?! Боже милостивый, сжалься над грешной душой! Он же в пьяной дури не соображает, что творит.

– Вот она, какая симфония! – Бросив победный взгляд на Розниека, Стабинь вновь обратился к допрашиваемой: – Стало быть, вы все же знаете, где в тот вечер был ваш брат?

От этих слов Ошинь сразу как бы очнулась и пугливо посмотрела по сторонам.

– В какой такой вечер?

– В минувший четверг.

– Откуда мне знать. Это вы сказали, что он был в Межсаргах.

– Будто вам неизвестно, что он туда часто наведывался.

– Первый раз слышу, – испуганно выдохнула Вилма.

Вскочив со стула, Розниек зашагал по комнате, затем спросил:

– Приблизительно в котором часу Ошинь в четверг вышел из дому?

– Корову я уже подоила. Стало быть, около девяти.

– Куда он собирался идти?

– Не сказал куда. – Ошинь испуганным взглядом следила за каждым движением Розниека.

– Во что он был одет?

– Как всегда, в серый пиджак.

– А брюки?

– Брюки? Темные, наверное.

– В какую сторону он ушел?

– К лесу.

– Кто в той стороне живет?

– Там несколько хуторов.

– И Межсарги тоже?

– Они дальше.

– В котором часу он вернулся?

– В четверть третьего.

– Откуда вы знаете?

– Мне надо рано вставать, корову доить, вот и поглядела на часы, могу ли еще поспать.

– На следующее утро одежду ему чистили?

– Чистила, вывалялся где-то в грязи.

– И пуговицы пришивали?

– Да у него всегда так: как сковырнется на своем протезе, упадет, так пуговицы от штанов и отлетают.

Розниек выстреливал вопрос за вопросом, не давая Вилме Ошинь возможности собраться с мыслями.

– Брюки тоже были мокрые?

– Нет, чего не было, того не было.

– За ночь могли просохнуть?

– Могли. Одежду он кинул на печку. Так что же стряслось? Скажите, бога ради.

– Пока еще сами не знаем.

Внимательно разглядывая кофту тетушки Ошинь, Розниек словно невзначай поинтересовался:

– А сами вы в Межсарги не ходили? Ошинь вздрогнула.

– В Межсарги? – испуганно спросила она. – А чего мне там делать?

– Уж этого я не знаю, но визитную карточку свою оставили. – Он вынул из портфеля пробирку с обрывком нити и протянул Вилме. – Вроде бы аккурат от вашей кофты.

Ошинь протянула было руку, но тут же ее отдернула, точно обожглась.

– Не ходила, богом клянусь, не ходила, – отчаянно затрясла она головой. – Я к родичам шла, в Лаурпетеры. Это неподалеку оттуда.

– Ладно. Выясним. А сейчас брат уже воротился с работы?

– Да вроде должен быть, если опять не назюзюкался где-нибудь, – облегченно вздохнула Вилма.

Когда дверь за ней закрылась, Розниек гневно обернулся к Стабиню:

– Если ты еще когда-нибудь будешь подсказывать допрашиваемому, я тебе бутылку клея вылью за шиворот, так и знай. Будет тебе тогда симфония! А теперь сейчас же к Ошиням! Произведем обыск. Экспертиза одежды и обуви может рассказать кое-что.

XIII

Вековой лес был объят кромешной тьмой. На расстоянии двух шагов ничего не было видно. Лес замер в оцепенении. В предгрозовом безмолвии не шелохнется ни один листок. Внезапно огненный зигзаг молнии рассек небо и высветил ветхий домишко лесника Межсарги. Могучий раскат грома прогрохотал над высокой печной трубой и вершинами деревьев.

Посреди двора низкорослый плечистый мужчина инстинктивно замер и съежился, затем шлепающими шагами направился к дому. Он зажег карманный фонарик, деловито обследовал массивный висячий замок на двери и две сургучные печати. Постоял в раздумье, обошел дом и скрылся в пристройке. Немного погодя вынырнул оттуда, держа в руках ящик. Поставил его под окном, влез на него, вышиб стекло и, просунув руку вовнутрь, приподнял шпингалет. Через окно неизвестный проник в комнату. Осветил фонариком стену, снял висевшую на гвозде картину божественного содержания и стал ее рассматривать. Сверкнула молния, ударил гром – человек трусливо распластался на полу. Затем закрыл окно и принялся ворошить ящики комода и полки старинного шкафа, тщательно рассматривая каждую мелочь. Он спешил. Ему было жарко. Человек вытер влажный лоб, снял пиджак и остался в одной сорочке. Свет фонарика постепенно меркнул. Теперь уже было трудно что-либо рассмотреть. Он выпрямился, потер рукой поясницу, постоял посреди комнаты. Удар грома загрохотал почти одновременно со вспышкой молнии, ярко озарив комнату. По черепице забарабанили первые крупные капли дождя. Человек подошел к выключателю, поднял было руку, но передумал. Сняв с кроватей одеяла, он тщательно занавесил ими окна. Лишь после этого он зажег свет и продолжил свои поиски. Теперь его действия были лихорадочно торопливыми и хаотическими, он нервничал. Вещи на место уже не клал, а разбрасывал по комнате. Одежда, старые газеты и всякая всячина – все это валялось теперь на полу. В сенях он обнаружил большой бидон с керосином. Не раздумывая долго, человек втащил бидон в комнату и облил керосином пол и все, что на нем было нашвыряно. По углам комнаты разбросал старые газеты, распахнул окно, через которое влез в комнату. Достал из кармана спички и поджег газеты во всех четырех углах, а сам проворно вылез через окно. Притаясь на опушке леса, он глядел на разгорающийся костер до тех пор, покуда пламя не охватило высохшие за десятилетия бревенчатые стены. И тогда он растворился в ночной тьме.