Шаги по стеклу - [12]

— Опять куда-то перенесли, — бормотал он, переходя к следующим столбам и колоннам; подошвы его башмаков царапали стеклянные плиты пола. — Ага! — Он уже почти затерялся в глубине зала, возле узкой винтовой лестницы, по которой совсем недавно поднялся наверх.

До слуха Аджайи донеслось отдаленное звяканье — это Квисс дергал цепочку звонка.

Аджайи наклонилась за обломком, отвалившимся от стоящей сзади колонны. Она покрутила его так и этак, надеясь разобрать витиеватые письмена, выцарапанные на черной с прозеленью поверхности; без видимой причины она задалась вопросом, от какой именно части колонны отвалилась такая табличка. Размышляя об этих материях, Аджайи потирала поясницу: наклон не прошел бесследно.

Между тем Квисс вернулся к игровому столику от другого стола, тоже небольшого, только повыше; на нем в мелком жестяном тазу под протекающим краном громоздились немытые чашки и надтреснутые стаканы. Кран был присоединен к изогнутой трубе, которая торчала из стены, возведенной — так могло показаться — из плотно спрессованной бумаги. Набрав стакан воды, Квисс осушил его залпом.

Потом он вернулся, сел на свой стул с высокой спинкой и встретился взглядом с Аджайи, которая опустила на игровой стол заинтересовавшую ее табличку.

— Не иначе как эта дурацкая безделка снова испорчена, — проворчал он.

Аджайи только пожала плечами и поплотнее закуталась в шкуры. В балконный проем с жалобным стоном врывался ветер.

Замок, находившийся в их распоряжении, имел два имени. В стане Квисса он звался «Замок Дверей», а в стане Аджайи — «Замок Наследия». Едва ли в одном или в другом названии содержался какой-то смысл. Насколько им было известно, кроме замка здесь ничего не существовало — а «здесь» могло означать что угодно. Все остальное приходилось на долю бескрайней снежной белизны.

Они провели в нем... сами не ведали, какой срок. Квисс оказался здесь первым и очень скоро понял, что в замке не бывает ни дня, ни ночи, а за окнами навсегда застыл унылый нескончаемый свет; тогда он начал вести собственный счет времени, отмечая, сколько раз отходил ко сну. Эти метки он процарапывал на полу крошечной кельи, которая располагалась от игрового зала и служила ему спальней. Теперь на стеклянном полу насчитывалось почти пять сотен таких насечек.

Когда прибыла Аджайи, которую, по всей видимости, высадили на одной из плоских крыш, среди обломков камня, на счету Квисса было уже восемьдесят семь насечек. В тот же «день» они столкнулись лицом к лицу и безмерно обрадовались встрече. До этого Квисс пребывал в одиночестве — робкие коротышки из местной челяди были не в счет; что же касается Аджайи, она возликовала, найдя хоть кого-то в этой холодной и мрачной громаде из камня, железа, стекла, сланца и бумаги.

Прошло совсем немного времени, и им стало ясно: в Терапевтических Войнах они сражались на разных сторонах, однако особых трений между ними из-за этого не возникло. Оба они слышали об этом месте и отдавали себе отчет, почему оказались здесь. Оба знали, что именно предстоит делать и как трудно отсюда вырваться; они понимали, что друг без друга им не обойтись.

Они — каждый на своей стороне — были Провозвестниками в ходе этих Войн (которые, вопреки обывательскому мнению всех времен, велись отнюдь не между Добром и Злом, а между Серостью и Яркостью); пройдя полный курс подготовки, они могли бы рассчитывать на большое будущее; но каждый из них совершил какой-то глупый просчет, который поставил под сомнение их пригодность к службе в высоком ранге — поэтому они и очутились здесь, в замке, где им была предоставлена последняя возможность, рискованная попытка, призрачная надежда на помилование: от них требовалось найти ответ на головоломку и разыграть несколько партий в различные игры.

Да еще в таких уму непостижимых обстоятельствах. Только безумец мог решиться на строительство этой громады, часто думала про себя Аджайи. Замок высился на одиноком скалистом утесе посреди равнины и был почти целиком сложен из книг. Для облицовки стен использовался главным образом сланец, на вид совершенно обычный кристаллический материал, результат естественного процесса отложения осадочных пород. Но стоило отковырнуть от стены одну такую плитку (что не составляло труда, ибо замок медленно, но верно разрушался), как под ней обнаруживались начертанные или выгравированные значки, расположенные строками или столбцами, с интервалами и пробелами, даже с каким-то подобием знаков препинания. Когда Квисс впервые столкнулся с этой странной особенностью, он принялся крушить стены, не в силах поверить, что скрытые облицовкой камни, десятки тысяч кубометров и килотонн, образованы не чем иным, как бесчисленными тайными письменами. Цеховые коротышки мастера — каменотесы и строители — до сих пор трудились не покладая рук, чтобы ликвидировать ущерб, который причинил замку этот старик, когда ломал стены в напрасной попытке доказать самому себе, что тайнопись — это лишь отдельные вкрапления, а не всепроникающая сущность. Реставрация велась под неумолчный хор жалоб и сетований: коротышки и так не справлялись с восстановлением стен, а тут еще постояльцы добавили им хлопот.