Шагал - [7]
В живописи Шагала образ Христа появился довольно рано. "Голгофа" 1912 года (см. стр. 29), ныне хранящаяся в нью-йоркском Музее современного искусства, — это картина, имеющая большое значение не только в творческой эволюции художника, но и вообще в искусстве нашего века. Христианская иконография претерпевает серьезные изменения, и в результате приглушается обычная трагическая интонация и возникает ощущение какой-то жестокой игры, разрешающейся в финальном катарсисе.
Двадцатилетний труд
Шагал закончил "Падение ангела" (1923 -1933 -1947) перед возвращением во Францию после Второй мировой войны. Он работал над картиной около двадцати лет и, завершив ее, почувствовал, что вместе с ней ушел в прошлое целый творческий период.
Кубистическое разложение фигур затрагивает и тело Христа - оно утрачивает обычную гармонию, раздувается, вытягивается, искажается. Аскетичные портреты раввинов, строгие, но написанные Шагалом с оттенком нежной иронии, остаются в прошлом. Слово становится невесомым, а образ - безмятежным. Блоковский Христос в искусстве Шагала не фигурирует. Библейскую мудрость художник не сводит к пророчеству. Скорее, у Шагала мы присутствуем при постоянном преображении. Фигура Христа, поруганного в его человеческой сущности, униженного и страдающего, но несущего спасение и искупление, приобретает сходство со всеми страждущими или бегущими от действительности.
Постоянная тема
"Петух" (1947, Париж, Национальный музей современного искусства). Образ петуха - белого или красного - это повторяющийся мотив в живописи Шагала. Часто петух несет на себе женскую фигуру или чету влюбленных. Шагал также работал над оформлением постановки балета "Жар-птица" на музыку Стравинского.
Есть основания сопоставить "Белое Распятие" 1938 года (см. стр. 56) со "Скрипачом" (см. стр. 48) - юношеской работой, где Шагал впервые применил композиционный принцип непропорционально большой и монументальной центральной фигуры на фоне витебского пейзажа. В картине 1938 года идиллический, сказочный Витебск уступает место разоренному, объятому пламенем городу, а скрипач сменяется распятым мучеником. Невольно возникает вопрос, не тот ли самый витебский скрипач изображен обнаженным и распятым в центре картины. Если это так, картину можно интерпретировать как метафору искусства.
В "Белом Распятии" гармоничная и умиротворенная фигура мертвого Христа заимствована из ренессансного искусства. А вокруг него бурлит понятийный и образный мир Шагала: Вечный Жид, иудейский календарь, пожар... Если "Голгофа" - это один из первых шедевров Шагала, то "Белое Распятие" - последний. Таким образом, первый и последний взлеты Шагала совпадают с написанием картин на тему смерти Христа.
Помимо религиозной темы в творчестве русского художника постоянно звучит еще один мотив - интерес к театру. В революционном климате самые новаторские театральные спектакли создавались в блистательной и фантастической атмосфере новой живописи. Режиссеры, желавшие дать театру, рожденному эпохальным разрывом с традицией, новый репертуар и новую жизнь в обществе, прибегали к помощи художников. Лентулов и Якулов работали с Комиссаржевским и Таировым, Дмитриев - с Мейерхольдом. Спектакли были словно пропитаны красками и ритмами футуризма. Как уже упоминалось, Шагал украсил зал Еврейского Камерного театра в Москве росписями, изображавшими карнавал еврейских масок, и оформил постановки Шолом Алейхема, которыми театр торжественно открылся в январе 1921 года. В свои эксцентрические спектакли, сочетавшие гротесковую клоунаду со стилем мюзик-холла, Грановский переносил персонажей, краски, мимику картин Шагала. В 1973 году Третьяковская галерея организовала первую большую выставку Шагала в Советском Союзе. На этой выставке к Шагалу подошел молодой реставратор и развернул перед ним огромные полотна. Чуть не плача, Шагал произнес: "Это чудо". Полотна были декоративными панно, выполненными художником в 1919 году для Нового еврейского театра в Москве. Шагал давно считал их погибшими. Но заботливые руки сберегли их от варварства сталинских времен и спрятали в бездонных запасниках Третьяковской галереи.
Избежавшая уничтожения
На этом развороте "Введение в еврейский театр" (1920, Москва, Третьяковская галерея). Для Сталина эта работа была примером "декадентского формализма", а следовательно, не имела права на существование. К счастью, картина была спасена от уничтожения и выставлена в 1991 году.
Этот эпизод обретения художником своего прошлого на родной земле приобретает особое значение. Долгий промежуток времени с конца Второй мировой войны до 1985 года - года смерти Шагала - можно определить как период признания и примирения. Последние сорок лет жизни принесли ему мировую славу. Художнику удалось осуществить мечту юности и снискать любовь публики на Востоке и на Западе (в том числе и в Соединенных Штатах).
Мировая известность способствовала формированию состояния души, располагающего к примирению с миром. Шагал ощутил настойчивую потребность преодолеть и смягчить разногласия, разделявшие два полушария Земли. Его угнетала ограниченность традиционной живописи. Он попробовал свои силы в керамике и живописи на стекле и достиг великолепных результатов. Для зала заседаний израильского парламента он создал три больших ковра, а для университета города Ниццы прибег к технике мозаики. Шагал стремился к монументальности: его летящие и пляшущие фигуры требовали все большего пространства. Последним большим творческим усилием Шагала было открытие Музея библейской мудрости в Ницце. По его замыслу музей должен был обладать чудотворной силой.
«Искусство создает великие архетипы, по отношению к которым все сущее есть лишь незавершенная копия» – Оскар Уайльд. Эта книга – не только об искусстве, но и о том, как его понимать. История искусства – это увлекательная наука, позволяющая проникнуть в тайны и узнать секреты главных произведений, созданных человеком. В этой книге собраны основные идеи и самые главные авторы, размышлявшие об искусстве, его роли в культуре, его возможностях и целях, а также о том, как это искусство понять. Имена, находящиеся под обложкой этой книги, – ключевые фигуры отечественного и зарубежного искусствознания от Аристотеля до Д.
Группа «Митьки» — важная и до сих пор недостаточно изученная страница из бурной истории русского нонконформистского искусства 1980-х. В своих сатирических стихах и прозе, поп-музыке, кино и перформансе «Митьки» сформировали политически поливалентное диссидентское искусство, близкое к европейскому авангарду и американской контркультуре. Без митьковского опыта не было бы современного российского протестного акционизма — вплоть до акций Петра Павленского и «Pussy Riot». Автор книги опирается не только на литературу, публицистику и искусствоведческие работы, но и на собственные обширные интервью с «митьками» (Дмитрий Шагин, Владимир Шинкарёв, Ольга и Александр Флоренские, Виктор Тихомиров и другие), затрагивающие проблемы государственного авторитаризма, милитаризма и социальных ограничений с брежневских времен до наших дней. Александр Михаилович — почетный профессор компаративистики и русистики в Университете Хофстра и приглашенный профессор литературы в Беннингтонском колледже. Publisher’s edition of The Mitki and the Art of Post Modern Protest in Russia by Alexandar Mihailovic is published by arrangement with the University of Wisconsin Press.
Трагедия Холокоста была крайне болезненной темой для Польши после Второй мировой войны. Несмотря на известные факты помощи поляков евреям, большинство польского населения, по мнению автора этой книги, занимало позицию «сторонних наблюдателей» Катастрофы. Такой постыдный опыт было трудно осознать современникам войны и их потомкам, которые охотнее мыслили себя в категориях жертв и героев. Усугубляли проблему и цензурные ограничения, введенные властями коммунистической Польши. Книга Гжегожа Низёлека посвящена истории напряженных отношений, которые связывали тему Катастрофы и польский театр.
Есть в искусстве Модильяни - совсем негромком, не броском и не слишком эффектном - какая-то особая нота, нежная, трепетная и манящая, которая с первых же мгновений выделяет его из толпы собратьев- художников и притягивает взгляд, заставляя снова и снова вглядываться в чуть поникшие лики его исповедальных портретов, в скорбно заломленные брови его тоскующих женщин и в пустые глазницы его притихших мальчиков и мужчин, обращенные куда-то вглубь и одновременно внутрь себя. Модильяни принадлежит к счастливой породе художников: его искусство очень стильно, изысканно и красиво, но при этом лишено и тени высокомерия и снобизма, оно трепетно и человечно и созвучно биению простого человечьего сердца.
Наркотизирующий мир буржуазного телевидения при всей своей кажущейся пестроте и хаотичности строится по определенной, хорошо продуманной системе, фундаментом которой является совокупность и сочетание определенных идеологических мифов. Утвердившись в прессе, в бульварной литературе, в радио- и кинопродукции, они нашли затем свое воплощение и на телеэкране.
В течение первых десятилетий нашего века всего несколько человек преобразили лик мира. Подобно Чаплину в кино, Джойсу в литературе, Фрейду в психологии и Эйнштейну в науке, Пикассо произвел в живописи революцию, ниспровергнув все привычные точки зрения (сокрушая при этом и свои взгляды, если они становились ему помехой). Его роднило с этими новаторами сознание фундаментального различия между предметом и его изображением, из-за которого стало неприемлемым применение языка простого отражения реальности.