"Шаг влево, шаг вправо..." - [11]

(Небезынтересная деталь: в своей статье об истории и проблемах советских немцев, говоря о смертности в трудармии, я упоминал, не называя фамилии, об одном человеке, который из отряда в две тысячи человек остался в живых один. Это и был тот оратор в Щучинске, Иоганн Латеган.)

Через два года, осенью 1964 года, в ЦК КП Казахстана в связи с приездом члена редколлегии газеты "Нойес лебен" В.Медведева был приглашен актив советской немецкой интеллигенции. Очень скоро разговор перешел на то, что по слухам принят указ о реабилитации советских немцев. В.Медведев подтвердил, что такой указ принят (речь шла об указе Президиума Верховного Совета СССР от 29 августа 1964 года, снявшем обвинения, содержавшиеся в Указе 1941 года). Около получаса приглашенные настаивали на ознакомлении их с текстом этого указа. После длительных и убедительных заверений в том, что в ЦК текста указа нет, он всё же был "найден". Ознакомившись с ним, люди говорили уже не столько о газете "Нойес лебен", сколько о непоследовательности указа и о необходимости восстановить автономию советских немцев, ликвидированную на основе отмененных теперь несправедливых обвинений в 1941 году.

Эти настроения не могли не найти своего отражения и в литературе. В июле 1962 года состоялся семинар советских немецких литераторов в Красноярске. В последний его день Виктор Клейн зачитал фрагмент из своего романа; фрагмент назывался "Последняя могила". В нем мощно, крупными мазками изображалась драматическая картина выселения немцев Поволжья, кричащее несоответствие этого акта патриотизму советских немцев, всей их жизни и сути. Фрагмент этот был написан в 1960 году, опубликован — 28 лет спустя…

В 1962 году была написана поэма Иоганна Варкентина "Ты, советская немка". Большая, полифоничная, полная трагизма и лирики, она в допустимой тогда мере отразила судьбы советских немцев в годы войны и после нее (опубликована была в декабре 1963 года в "Нойес лебен")…

Однако запрет касаться проблем в жизни народа действовал, он существовал и в последующие два десятилетия, прихватив даже пару лет перестройки, и имел следствием преобладание в советской немецкой литературе произведений, очень слабо окрашенных национальной проблематикой. Если писатель не может говорить о главном в жизни своего народа, то литература всегда ущербна, и критик, не желающий учитывать положение писателя, всегда может бичевать литературу за лицемерие. Так было и с советской немецкой литературой. Стихи и рассказы писались, как правило, на сугубо газетные темы (можно допустить, что место их публикации тоже налагало определенный отпечаток на содержание): о мире на Земле, о гордости за достижения Родины, об интернационализме, а также на вечные темы — о природе, о любви. Всё это приводило, например, некоторых западных исследователей советской немецкой литературы (да и наших критиков может сегодня привести) к выводу, будто и темы эти, и сам патриотизм советских немцев были принудительно навязанными и, т. о., вымученными. Дело всё же в другом. Принудительным было жесткое ограничение тематики творчества этими темами, что совсем не означает, будто фальшиво всё писавшееся и публиковавшееся на эти темы. На мой взгляд, в подавляющем своем большинстве это были всё же честные стихи, и пафос их авторов неподдельный.

В качестве одного из доказательств такого вывода можно привести недавнюю публикацию Розы Пфлюг: "Права ли, не права…" в газете "Нойес лебен"^[10]. Исходный тезис ее: независимо, справедлива была Россия по отношению к нам или несправедлива — она наша родина.

"Наше мировоззрение, — пишет автор, — формировалось под воздействием русской культуры и великой русской литературы. Пушкин, Лермонтов, Маяковский, Есенин — ведь они живут в нашем сердце. Их влияние на наш духовный мир ни в коем случае не сужает влияния великих немцев — Гете, Шиллера, Гейне, Бетховена… Я думаю о времени, когда в первом социалистическом государстве мира вообще не будет больше никаких республик и национальных образований. Братство народов — далекая, но и реальная цель наших устремлений".

Заключает свое выступление Роза Пфлюг стихами (подстрочный перевод мой):

Снова прошел день,

Чисто голубое вечернее небо,

И я говорю с Россией

Тихо на родном своем языке.

Россия, ты моя Родина,

Ты начинаешься за краем села,

Где цветут степные тюльпаны

И где стояла когда-то моя колыбель.

Ты рано позвала меня

В широкий мир,

Но дороги твои привели

Меня обратно в отчий дом.

Торжественна вечерняя тишина.

Окутаны сном деревья.

Спасибо тебе, родная Россия,

Сердцу моему дорогая и близкая.

Кого-кого, а Розу Пфлюг никак нельзя заподозрить в том, что страдания ее народа прошли мимо нее. Наоборот, она до конца испила эту чашу сама. Нельзя ее упрекнуть и в консерватизме: одна из первых в советской немецкой поэзии она выступила в начавшейся перестройке с сильными, выстраданными стихами в духе гласности. Да и в приведенном выступлении есть еще одно стихотворение, целиком в этом духе гласности. И вместе с тем…

Как-то неловко становится от этого следования стереотипам прошлых лет, от неразборчивой готовности всё оправдать. Видимо, в нас настолько глубоко вбили лозунговые стереотипы, до примитивизма которых были со временем сведены великие идеи, что освободиться от рефлекторной реакции на них мы не сможем еще долго.