Шафрановые врата - [131]

Я пыталась вспомнить, как это — заниматься любовью с Этьеном.

Но вместо этого мои мысли возвращались к Ажулаю и его жене.

Интересно, как это — заниматься любовью с Ажулаем? Его чувственный рот. Его руки. Я не могла заснуть. Поднявшись, я взяла тяжелое одеяло, накинула себе на плечи и вышла на воздух.

Костер постепенно затухал. Без его высокого пламени и зажженных факелов были лучше видны звезды. Прихрамывая, я, босая, отошла всего на несколько шагов от палатки, боясь заблудиться. Воздух охладил мое тело, и я глубоко вдохнула. А потом я заметила возле костра одинокую фигуру.

То ли я просто хотела, чтобы это был Ажулай, то ли это и правда был он? Человек сидел на том же месте, где я в последний раз видела Ажулая, но это ничего не значило.

А может, я просто вообразила, что узнала его широкие плечи и посадку головы? Пока я наблюдала, мужчина закутался в одеяло и лег возле тлеющих углей.

Успокоившись, я вернулась в шатер. Было неправильно радоваться мысли, что, возможно, Ажулай не хотел быть со своей женой. И тем не менее я радовалась.

Я проснулась среди ночи, совсем окоченевшая. Я слышала чье-то сопение — верблюд, коза, собака? — с внешней стороны шатра. Возможно, это и разбудило меня. Я дрожала, сжав зубы, чтобы они не стучали, а от холода и выпитого чая мой мочевой пузырь был переполнен, но я не могла позволить себе выйти из шатра и присесть на земле за ним. Я сильнее прижалась к лежавшей рядом девушке, чтобы согреться; она недовольно вздохнула, села и закашлялась. А затем, так неожиданно, что я даже не успела удивиться, чем-то взмахнула, — я ощутила запах животного, и что-то тяжелое упало на меня. Мне сразу же стало теплее. Еще шорох, и девушка прижалась ко мне, а через пару минут ее дыхание вновь стало ровным.

Меня разбудил шорох поднимаемого полога. Прозрачный утренний свет пробивался в шатер; я выспалась, мне было тепло. Поверх моего одеяла лежала очень большая козья шкура. Девушка, спавшая рядом со мной, ушла; я была ей благодарна за то, что она укрыла меня, когда поняла, что я замерзла ночью.

Возле шатра женщины сидели вокруг большого медного чайника и оловянной кастрюли. Они по очереди сливали себе над кастрюлей из чайника — умывались. Я сделала точно так же. Потом одна из женщин достала крошечное зеркало и дала его мне. Я с улыбкой поблагодарила ее, посмотрелась в него и нахмурилась, качая головой: волосы были сильно растрепаны. Рабиа подошла ко мне сзади и, стоя на коленях, расчесала мои волосы, а затем проворными движениями ласточки заплела их в одну длинную косу, связав чем-то ее конец. Я завела руку за спину, чтобы ощупать ее, потом перекинула косу через плечо и увидела, что она была связана ниткой из козьей шерсти.

Затем она стала на колени передо мной с длинной тонкой палочкой в руке и указала на свои глаза, а потом на мои. Краска для век. Она предлагала подкрасить мне глаза. Я никогда этого не делала, но кивнула.

Держа меня за подбородок левой рукой, правой она с помощью палочки подвела мне глаза. Сделав это, она кивнула и снова улыбнулась.

Я пошла за ней по тропинке к дому, где она жила с матерью и сестрой. Здесь же жили мужья Рабии и Зохры и их дети. Войдя в комнату без окон, куда свет проникал только через открытый дверной проем, я остановилась: трудно было что-либо рассмотреть. Чувствовался запах чего-то мясного, и от кастрюли на печке доносилось бульканье.

Постепенно мне удалось разглядеть множество ковров с красивыми берберскими узорами, покрывающих стены и полы; несколько были сложены в одном углу — очевидно, их использовали в качестве кроватей. Я узнала узор на моей руке, взглянув на один из ковров. На полу посредине комнаты горел очаг. Огонь был огорожен камнями, а через отверстие в крыше наружу была выведена труба — дымоход. Мужчины, должно быть, ушли; я увидела мать Ажулая, Зохру и детей разных возрастов. Мать Ажулая сидела на корточках возле очага, помешивая что-то в одном из горшков.

Баду подбежал ко мне; я его не сразу различила в клубке детей, круживших по маленькой комнате. Его волосы торчали в разные стороны, а рот был испачкан чем-то похожим на мед. На нем снова были его красные бабучи.

— Bonjour, Баду. Ты хорошо спал? — спросила я его, но он не ответил, а протянул мне руку ладонью вверх.

На грязной ладошке лежал его зуб.

— Баду! — воскликнула я, подняв брови, а он ухмыльнулся мне, показывая пустое место во рту.

— Сохрани его, чтобы показать Фалиде, — сказал он, отдавая мне зуб, и я положила его в кармашек моей сумки.

Одна из девочек взяла его за руку, и они вышли из хижины. Сегодня он казался совершенно другим ребенком. Я посмотрела ему вслед, а потом перевела взгляд на Зохру.

— Bonjour, — сказала я, и она радостно засмеялась в ответ на мое французское приветствие, а потом жестом пригласила меня присесть.

Я села на один из красивых ковров, а она подала мне глиняную тарелку. Я съела острую колбаску и что-то похожее на жареные блины, приготовленные из какой-то крупы. Все было очень вкусно.

Как только я закончила есть, Ажулай окликнул меня по имени. Я оглянулась и увидела его в дверном проеме. Я онемела. Нельзя было допустить, чтобы он прочитал по моему лицу то, о чем я думала прошлой ночью — какими мы с ним были и что делали…