Сфера - [102]

Мэй понимала, какой властью над ним обладает, и эта власть отчетливо ее возбуждала. Мэй села на кровать.

– Ну, ты их нашел? – спросила она.

– В смысле – нашел?

– В последний раз, когда мы виделись, ты хотел сканировать фотографии из альбома.

– А, да. Мы же не разговаривали с тех пор. Я отсканировал. Оказалось легче легкого.

– Выяснил, кто они?

– У большинства аккаунты в «Сфере» – хватило распознавания лиц. Заняло минут семь. Кого-то пришлось по фэбээровской базе искать. У нас пока нет полного доступа, но видны фотки из Отдела транспортных средств. Почти все взрослое население страны.

– Связался с ними?

– Пока нет.

– Но знаешь, откуда они?

– Ну да, ну да. Выяснил имена, потом все адреса. Кое-кто не раз переезжал, но я примерно сопоставил по годам, когда у них жил. Целый график построил – где был и когда. Большинство из Кентукки. Несколько из Миссури. Один из Теннесси.

– И все?

– Ну, не знаю. Парочка уже умерли, так что… не знаю. Может, прокачусь мимо домов, и все. Пробелы заполнить. Не знаю. Ой, – он повернулся к ней, просветлев, – но у меня случились откровения. В основном, конечно, обычные воспоминания. Но одна семья – у них была девочка постарше, лет пятнадцати, а мне было двенадцать. Я мало что помню, но знаю, что она была моей первой серьезной сексуальной фантазией.

Эти слова, «сексуальная фантазия», подействовали на Мэй как по волшебству. В прошлом, едва они произносились при мужчине или им самим, неизбежно следовала дискуссия о фантазиях в целом, а также некая постановка той или иной фантазии. Чем они с Фрэнсисом и позанимались, хотя и недолго. Его фантазия была такая: выйти из комнаты, постучаться, притвориться подростком, который заблудился и стучится в дверь красивого пригородного дома. Мэй надлежало изобразить одинокую домохозяйку и пригласить Фрэнсиса в дом; одеться при этом полагалось скудно, а хотеть общества – отчаянно.

В общем, Фрэнсис постучался, она встретила его в дверях, он сказал, что заблудился, а она ответила, что пускай он скинет эти старые шмотки, она даст ему что-нибудь мужнино. Фрэнсису так это понравилось, что дела прогрессировали стремительно, спустя считанные мгновения он остался в чем мать родила, а Мэй сидела на нем верхом. Минуту-другую, пока она вздымалась и опадала, он лежал под ней и глядел изумленно, точно маленький мальчик в зоопарке. Потом глаза его захлопнулись, он принялся содрогаться, тоненько взвизгнул и зарычал, кончая.

Теперь Фрэнсис чистил зубы, а Мэй, измученная, охваченная не то чтобы любовью, но неким подобием удовлетворения, забилась под толстое одеяло и повернулась лицом к стене. На часах 03:11.

Из ванной вернулся Фрэнсис.

– У меня есть еще одна фантазия, – сказал он, натянув на себя одеяло и едва не тычась лицом Мэй в шею.

– Мне уже почти сны показывают, – пробормотала она.

– Не, ничего сложного. Шевелиться не надо. Это вербальная штука.

– Ладно.

– Я хочу, чтоб ты поставила мне оценку, – произнес он.

– Что?

– Просто рейтинг. Как в ЧК.

– Типа, от одного до ста?

– Ну да.

– Что мне оценивать? Как ты выступил?

– Ага.

– Ну перестань. Не хочу я тебя оценивать.

– Это же для прикола.

– Фрэнсис. Ну пожалуйста. Я не хочу. Это мне убивает всю радость.

Фрэнсис сел, тяжело вздохнул:

– А мне убивает всю радость, если я не знаю.

– Чего не знаешь?

– Как у меня получилось.

– Как у тебя получилось? Нормально получилось.

Фрэнсис в отвращении громко фыркнул.

Мэй повернулась к нему:

– Что такое?

– Нормально? – переспросил он. – У меня получилось нормально!

– О боже мой. Блестяще. Идеально. Говоря «нормально», я имею в виду, что лучше быть не могло.

– Ладно, – сказал он, придвигаясь ближе. – Почему тогда ты сразу не сказала?

– Я и сказала.

– Ты считаешь, «нормально» – то же, что «идеально» и «лучше быть не могло»?

– Нет. Конечно нет. Я просто устала. Надо было точнее выражаться.

Самодовольная улыбка растянула Фрэнсису лицо.

– И тем самым ты доказала, что я прав.

– В чем ты прав?

– Мы сейчас поспорили о твоих словах и что они значат. Мы понимали их значение по-разному и поэтому ходили кругами. Но если бы ты сказала число, я бы понял сразу. – И он поцеловал ее в плечо.

– Ладно. Ясно, – сказала она и закрыла глаза.

– Ну? – спросил он.

Она открыла глаза и узрела молящий рот Фрэнсиса.

– Что ну?

– Ты мне так и не скажешь число?

– Ты правда хочешь число?

– Мэй! Ну конечно хочу.

– Ладно, сто.

И она снова отвернулась к стене.

– Такое число?

– Такое число. Ты получил идеальную сотню.

Кажется, Мэй расслышала, как он улыбается.

– Спасибо, – сказал он и поцеловал ее в затылок. – Спокночи.

* * *

Зал оказался величественный, на верхнем этаже «Викторианской Эпохи» – эпические виды, стеклянный потолок. Мэй вошла, и ее приветствовала почти вся Бригада 40 – команда новаторов, которые изо дня в день оценивали новые проекты «Сферы» и открывали им зеленую улицу.

– Привет, Мэй! – произнес чей-то голос, и она отыскала источник – прибыл Эймон Бейли, устроился на другом конце длинного зала. В фуфайке на молнии, рукава закатаны выше локтя; Бейли эффектно ступил в зал и помахал Мэй – а также, понятно, всем, кто смотрит. Мэй предполагала, что зрителей будет много – и она, и вся «Сфера» квакали об ивенте уже не первый день. Глянула на браслет: в данную минуту 1 982 992 человека. Невероятно, подумала она, и ведь будет еще больше. Мэй перешла поближе к середине стола – показать зрителям не только Бейли, но и почти всю Бригаду, их комментарии, их реакции.