Сейф дьявола - [37]

— Сниму все, что смогу. Кто знает, может, когда-нибудь пригодится.

Но вскоре Вондрачек снял все, что можно, и опять заворчал:

— Ну, конечно, у меня в кадре будут одни мотострелки, а как быть с артиллеристами или разведчиками?

— Всех ты все равно снять не сможешь.

— Главное — чтобы мы присутствовали в районе десантирования. Еще ни один фоторепортер не снимал такой сюжет.

— По плану десантирование должно произойти около десяти часов утра.

— Надо обязательно постараться к этому времени попасть в район вертолетных площадок.

— Не волнуйся, Тони, все будет в порядке.

— Я считаю, что мы не все продумали. Например, как было бы здорово, если бы мы находились с личным составом той части, которую будут десантировать. Мы бы так же, как они, погрузились в вертолет, летели бы вместе, понимаешь? Мы бы испытали все то, что будут испытывать солдаты. Для себя это тоже было бы очень важно.

— Может, ты и прав, но иногда такой метод работы не дает результатов. Однажды во время марша на полигон мне пришла в голову мысль забраться в бронетранспортер. Я проехал вместе с мотострелковым взводом семьдесят километров без каски. Когда мы вышли в район учений, голова у меня гудела, как пустой котел. В бронетранспортере нельзя было писать, спросить что-либо я тоже не имел никакой возможности: меня все равно бы никто не услышал. В результате я написал репортаж сухой, как бухгалтерский отчет. Как видишь, желание пережить все, что переживает твой герой, не всегда приносит хорошие результаты.

— Ты серьезно так думаешь, Петр? — удивленно спросил Вондрачек.

— Абсолютно серьезно, Тони. Я тебе еще не рассказывал, что мы с Кочварой испытали на всеармейских соревнованиях разведчиков?

— Нет, расскажи…

— Это случилось, когда я еще стажировался в редакции «АБЦ вояка». Меня послали вместе с Кочварой куда-то под Оломоуц на финальные соревнования разведывательных отделений. Это было довольно значительное событие, поэтому туда понаехало множество журналистов. Каждый армейский журнал и газета послали туда, по меньшей мере, одного корреспондента и одного фоторепортера. Сначала я думал, что весь этот ажиотаж возник из-за присутствия большого числа генералов, но потом понял, что все дело в соревнованиях, которые не часто увидишь. Уже сама трасса соревнований, ка которой разведчики должны были форсировать по канату водный поток, карабкаться по скале и преодолевать множество других препятствий, обещала интересное зрелище. Перед началом я спросил Кочвару о плане нашей работы, так как никак не мог решить, где мне лучше стоять: у водного потока или у стрельбища, у скалы или у финиша.

— Что же тебе посоветовал Кочвара?

— Ты же его знал, этого ворчуна и добряка. Он посмотрел на меня сквозь очки в тонкой оправе и сказал: «Не паникуй, юноша! Видишь вон ту палатку? Это — буфет. Иди туда и выпей чаю. Когда придет время, я зайду за тобой». Я пошел в буфет, но большого удовольствия не испытал. Перед этим я поговорил с журналистом Кратким и фоторепортером Цингром, представлявшими редакцию армейского журнала. Они рассказали, что с одним из взводов побегут по трассе, чтобы сделать достоверные фотографии и самим испытать все, что переживают солдаты. До сих пор помню отеческий совет Цингра: «Тебе, Черник, тоже не помешало бы попробовать. Вот увидишь, потом будет намного легче писать».

Но я так и не попробовал. Кочвара пришел за мной только за несколько минут до того, как на финише появилось первое отделение. Он направил меня к нему и приказал узнать у ребят, как они чувствовали себя на трассе, какие препятствия преодолевали легко, а какие вызывали у них затруднения и почему. Мне надо было выяснить у них что-нибудь из их гражданской жизни и службы в разведывательной части. Сам Кочвара встал у табло и следил за результатами отдельных взводов. Потом он подозвал меня и мы вместе побеседовали с теми, кто показал лучшие и худшие результаты, а также с их командирами. У нас оказалось столько материала, что его хватило бы на три репортажа. Когда все было закончено, к финишу приплелись Краткий с Цингром. Чувствовали они себя так плохо, что их хотели отправить в лазарет. «Это было интересно, но — страшно», — все время твердил Цингр.

А знаете, что самое интересное во всей этой истории? Когда мы готовились к возвращению в Прагу, Краткий обратился к Кочваре с просьбой, чтобы он написал репортаж об этих соревнованиях для их журнала. А Кочвара, глядя на него через очки, только усмехался. Репортаж мы потом написали вместе, и я получил за это свой первый большой гонорар.

— Да, такому журналисту, как Кочвара, цены нет. Жаль, что он рано умер.

— Очень рано. Скоропостижная смерть… Да, Тони, пока не забыл. Твоя идея увидеть учения глазами солдат одной части или даже одного подразделения мне нравится. Что ты скажешь, если мы опишем действия экипажа того бронетранспортера, который с трудом завелся в автопарке?

— Отлично, начало у нас уже есть, ведь я фотографировал их там, в автопарке, и фамилии записал на всякий случай.

— Значит, договорились?

— Я — за!

К этому времени редакционная машина вместе с колонной доползла до рубежа атаки полка. Журналисты отыскали «свой» бронетранспортер и стали внимательно наблюдать за действиями экипажа. Петр достал репортерский блокнот, чтобы записать некоторые имена и свои наблюдения.