Сейчас и навсегда - [35]

Однако отель показался ему совсем не таким, каким он помнил его. Первоклассный, это да. Но уж очень какой-то безликий. Почти стерильный. Тишина гробовая.

Дэниел тосковал – ему не хватало живости, веселья.

Его перестала устраивать работа, которой он прежде жил. Многие вещи теперь казались ему скучными, безрадостными. Не важными, что ли? Как такое могло случиться?

Ощущение было такое, будто он все делал автоматически, а его мир утратил краски, живые и яркие, и стал блеклым, монохромным.

Зазвонил телефон. Это снова была мать.

Дэниел глубоко вздохнул и… ответил на звонок.

Мать была настолько шокирована тем, что слышит человеческий голос, что с минуту хранила потрясенное молчание. Чем Дэниел и воспользовался:

– Мама, я постараюсь прилететь в Монреаль. Завтра. Нам необходимо поговорить.

– Но я скоро буду в Калгари – свадьба через несколько дней! Ты невыносим! И кстати, я хочу, чтобы твоя рубашка подходила…

– Вот об этом нам и надо поговорить, мама.

– Ты не хочешь быть на моей свадьбе, – с обидой проговорила мать. – Поэтому и избегал меня все это время.

«Думаешь, поэтому?»

– Увидимся завтра.

– Дэниел…

Но он уже отключился. Не в сердцах, а очень осторожно и мягко.

Глава 16

Дэниел и его мать сидели друг напротив друга за столиком в одном из лучших ресторанов Монреаля. Он отметил, что она все еще оставалась привлекательной женщиной.

– Ты кого-то встретил? – спросила она в нетерпении.

Дэниелу едва удалось подавить желание громко застонать. Слава богу, это был обычный, ничего не значащий вопрос. Его мать была не настолько проницательной.

– Нет, мама, – ответил Дэниел, мгновенно почувствовав горький вкус лжи на языке. Потому что он действительно встретил кое-кого. Может быть, и не буквально встретил, а оказался случайно вовлеченным в чью-то жизнь.

– О-о! – огорчилась мать. – А кроме этого, у тебя все хорошо?

– Конечно. А почему ты спрашиваешь?

Она пожала плечами, не отрывая глаз от лица сына.

– Не знаю. Ты выглядишь усталым, напряженным, как бы не в своей тарелке.

Опля! А она оказалась более проницательной, чем он предполагал. Да, он на самом деле устал. В абсолютной тишине роскошного номера отеля ему почему-то очень плохо спалось.

– Я хотел поговорить с тобой о твоей свадьбе, мама. – Он увидел, как она съежилась, словно в ожидании удара. – Я не хочу быть шафером на ней. – Голос Дэниела прозвучал мягко.

– Но почему? – спросила мать горестно. – Я полюбила Филиппа, – поспешно продолжила она. – Он…

– Мама, давай не будем об этом говорить. Я уже тысячу раз слышал такое прежде и не верю этому. И поэтому не могу стоять рядом с тобой во время произнесения всех этих торжественных клятв в любви. Для меня любовь – это что-то призрачное, иллюзорное, сказка. Из тех, что в реальной жизни не сбываются.

– Ты не веришь в любовь? – почти прошептала мать.

Дэниел хмыкнул:

– Перестань, мама. Вопрос не в том, что я не верю в любовь, а в том, как можешь в нее верить ты? В какой раз ты идешь к алтарю? В седьмой? А со сколькими ты пыталась жить в гражданском браке? – Впрочем, в его голосе не было упрека. Хоть и мягко, но уверенно Дэниел продолжил: – Ты бесконечно гонишься за призраком того, чего не существует. Я не смогу даже для вида стоять рядом с тобой во время церемонии бракосочетания и слушать очередную твою клятву. Потому что это означало бы мое согласие признать существование любви.

– Она и существует, – сказала мать.

– Что ты сказала?

– Я сказала, что любовь существует. – Она достала из сумочки бумажный платок, промокнула глаза, а потом, вскинув подбородок, посмотрела сыну прямо в лицо. – Да, она существует, Дэниел.

– Мама, опять ты за свое!

– Потому что я хочу, чтобы ты знал это! – Ее тон стал резким. – Я не могу допустить, чтобы ты прожил свою жизнь, не испытав этого чувства. Я его испытала и знаю, что говорю. Со мной в жизни это случилось. И мне не хотелось бы дальше жить, не испытав любви снова. И ты должен ее испытать.

– О чем ты говоришь?

– Я говорю о любви, – произнесла она мягко, почти благоговейно. – И еще я говорю о твоем отце. Ничего подобного в моей жизни больше не было. Я безумно любила этого человека. И он тоже любил меня. Было такое ощущение, что даже воздух звенел от радости, когда мы были вместе. Я была живой, и каждый момент моего существования был наполнен сияющим светом. Я была способна чувствовать. Даже когда птица пролетала мимо, я ощущала колыхание воздуха от ее крыльев.

Дрожь пробежала вдоль позвоночника Дэниела. Ему вдруг представилась комната, наполненная ароматом сирени. Его мать словно описывала состояние самого Дэниела, когда он бывал с Трикси.

– Когда его не стало, – очень тихо, едва слышно продолжала она, – когда мой любимый Дэвид умер, я была уверена, что умру вслед за ним. Горе мое было таким огромным, что я не знала, как смогу его перенести. Я ничего не могла делать: ни удержаться на работе, ни думать о том, как оплачивать счета и как накормить тебя… Вот так я себя тогда чувствовала.

С чувством вины Дэниел вспомнил, как он, рассказывая Трикси о своей матери, называл ее несобранной, недисциплинированной.

– Я не хотела больше жить… Эта мысль приходила мне в голову неоднократно. Я просто хотела быть с моим дорогим Дэвидом. Но меня удерживал на этом свете ты. Я должна была дать тебе все, что могла. Тогда меня все время преследовало ощущение, что если я не предприму что-нибудь, ослабев, то подведу тебя. Как мать. И тогда уже выйду из строя окончательно. – Она замолчала на минуту, а потом тихо закончила: – До конца жизни.