Северный ветер - [7]

— Правильно-то правильно, только мы не выдохлись, а просто… устали.

— Боеприпасов осталось на десять минут боя.

— Знаю.

— Двое суток не жравши…

— Знаю.

— Раненые…

— Все знаю, рядовой Волохов, но немца с высотки выбить надо!

— И что дальше?

— Выполним приказ. Выбьем немца и…

— И погибнем…

— Если этого требует Родина — погибнем! — заорал из угла раненый особист. — И если ты с этим не согласный, я прям счас тебя, шкура, расстреляю!

— Тихо, тихо, рана откроется, Алексей Алексеевич! — запричитала медсестра, удерживая порывавшегося встать раненого старшего лейтенанта.

— А кто немца бить будет, если вот так, сдуру, людей класть? А? — тихо проговорил Волохов. — С тебя, старлей, вояка — только перед строем расстреливать сопляков напуганных! Кто их учил воевать, кто? Кто супротив танка с винтарем выйдет, ты? Потому не ори и не дергайся, дай разобраться людям, как поступать. Ежели что, потом увидим, кто сволочь, а кто нет. Токо до того времени надо дожить и немца изничтожить. — Все это Волохов говорил тихо, вполголоса.

Ротный напрасно с опаской поглядывал в сторону особиста. Тот молчал. Из-за шторки медсестра махнула рукой:

— Сознание потерял.

— Так вот, Волохов, — облегченно вздохнув, тихо заговорил лейтенант. — Связи нет, что вокруг творится, мы не знаем. Посылал разведку в тыл, за лесом напоролись на немца, еле ушли. Там, где батарея стояла, никого нет, видно, что ушли еще вчера, а может, раньше. Почему нас никто не предупредил об отходе, не ясно, но поскольку приказа такого мы не получили, сам понимаешь…

— Понимаю, — вздохнул Волохов.

— Согласно уставу…

— Если бы на войне все шло согласно уставу, лейтенант… Выводить людей надо. Выводить, иначе без толку ляжем…

— Дак тогда трибунал… — Лейтенант кивнул в сторону раненого.

— Перед судом, если придется, ответишь, лейтенант, то не страшно. На тебе сейчас ответственность за жизни солдат, а ты об чем думаешь? Выведешь батальон, мы еще немцу дадим прикурить.

— Не знаю, правда, не знаю, что делать, подумать надо… — Лейтенант прямо и открыто посмотрел в глаза Волохову.

— Думать некогда, командир, немцы утром ударят, там танки подтянулись, слышно было. Уходить надо немедля, нет у нас чем их остановить, нет гранат, нет патронов, нет ничего, кроме злости. Сдохнуть, конечно, можно, только тогда кто их бить будет? Отойдем, пока нас плотно не окружили, выйдем к своим, вооружимся и будем драться. Я, старый солдат, другого пути не вижу.

— А с этим как? — шепотом спросил лейтенант.

— Этого выносить, как и всех раненых.

— Дак он же знает, что приказа нет.

— Ольга?

— Я здесь.

— У тебя морфий еще есть?

— Осталось совсем немного.

— Уколи старлея, сейчас выносить будем, пусть спит, легче ему будет.

Медсестра вопросительно посмотрела на лейтенанта. Тот молча кивнул и вышел из блиндажа. Волохов встал было за ним, но лейтенант остановил его:

— Ждите здесь.

— Передайте всем командирам подразделений — немедленно прибыть ко мне, — услышал Волохов команду ротного.

Минут через десять в блиндаж набилось с десяток хмурых и заспанных мужиков в шинелях и ватниках. Командирами их назвать было трудно, и не потому, что знаков различий в петлицах было не разобрать. Растерянные и испуганные лица были у этих людей. Они скрывали страх, но он был в их глазах, потухших в ожидании очередного приказа. Никто не сомневался в том, что снова услышит слова о воинском долге, о верности партии и товарищу Сталину, о необходимости остановить и опрокинуть врага… все это уже было на протяжении нескольких дней и ночей. После высадки из эшелона, перед маршем, под проливным дождем они слушали полкового комиссара. Потом после первой бомбежки, похоронив убитых, стоя перед могилой, слушали замполита батальона. Они готовы были драться и дрались. Они выстояли на этом рубеже, выстояли, приняв на себя первые атаки немцев, остановили их и трижды ходили в атаку. Трижды за два последних дня. Они прятали глаза и молча ждали приказа. И они его услышали.

— Все?

— Вроде все.

— А где Иваненко?

— Тяжело ранен, я за него, сержант Рашидов.

— Ясно, значит, все.

Лейтенант встал, почти упираясь головой в блиндажный накат, оправил на себе гимнастерку.

— Товарищи, мы двое суток без связи с командованием, разведка напоролась на немцев в тылу, имеется вероятность окружения. Поэтому приказываю: немедленно приготовиться к передислокации на новые позиции к железной дороге. Готовность ноль часов сорок минут. Отходить будем скрытно, с правого фланга вдоль болота к лесу. Соблюдать полную тишину. Всех раненых выносить за головной группой. Сержант Епифанов, поведешь первую роту с разведкой. Затем раненые, вторая и третья роты. Замыкающий первый взвод третьей роты — командиром назначаю рядового Волохова. Рашидов, выдели четверых бойцов покрепче, старлея понесут, головой за него отвечаешь. Я впереди, с разведкой. Выполняйте приказ. Разойтись.

— Есть! — нестройно, но с некоторым оживлением в голосе ответили командиры.

— Волохов, останьтесь, — скомандовал комбат, когда Волохов уже выходил. — Вы, я слышал, из Сибири?

— Из Забайкалья, а что?

— Да так, отец у меня в тех краях сгинул…

Волохов взглянул на лейтенанта.