Северный ветер - [56]

Тот, что поближе, развернул трудовую книжку Мансура, а второй заглянул через плечо первому и сказал:

— Да ты, брат, не работал на высоковольтных линиях.

— Не подходишь ты нам, — сказал первый и помолчал. — Ну, напиши заявление.

— А чего писать, — сказал Мансур почти с горечью, — чего писать, если я не подхожу?

Мастера ничего ему не ответили.

Он повернулся будто для того, чтобы придержать распахнутую ветром дверь, и услышал за спиной:

— Да вон Стрельников идет.

Мансур увидел человека, легко шагающего в огромных резиновых сапогах через захламленный пустырь. Тот, кого называли Стрельниковым, остановился перед входом и спросил:

— Дюмин не звонил?

У него было округлое бледноватое лицо, широкий нос надежно удерживал толстые очки, одет был Стрельников в брезентовый плащ, клетчатую кепку; сапоги на его ногах казались вблизи еще огромнее. Что-то дрогнуло в душе у Мансура. Во-первых, он ободрился, каким-то внутренним чутьем поверив, что Стрельников не откажет ему. Во-вторых, он понял, что заднего хода ему не будет.

— Квартиру долго придется ждать, — сказал Стрельников, возвращая ему трудовую книжку. — Зарплата восемьдесят рублей. Плюс двадцать процентов премиальных. — Он слегка усмехнулся: — Ночевать-то есть где? Ну, поедем со мной.

Мансур послушно пошел за Стрельниковым, думая, что если у того большая семья или грудной ребенок в доме, то ни за что не останется ночевать.

На краю пустыря стоял грузовик с крытым кузовом. Стрельников неловко перевалился через борт, крикнув: «Залезай!» Они ехали долго, в проеме брезентового покрытия мелькали самосвалы, автокраны, «вахтовки». Затем поплыла степь с желтыми холмами...

— Там у нас вагончик, — проговорил Стрельников, мельком глянув на чемоданчик Мансура. — Будет где пристроиться и обсушиться. Да!.. — как бы осенило его. — Там, кажется, найдутся для тебя сапоги.

 

Перед его глазами мелькали названия городов — Магнитогорск, Калинин, Ижевск, Ивано-Франковск и еще множество разных, известных и безвестных. Они были выведены на спецовках строителей во всю спину. Незнакомые девчата (ребята сдержанней) бросались друг дружке в объятия только потому, что оказались землячками. А широко раскинутые Челны тоже были как собрание городов: вот деревянные, с резными ставнями, с палисадниками дома — это, пожалуй, некий райцентр; а вот глядящие на Каму девятиэтажные — ни дать ни взять Дербышки, новый район Казани; а за дымкою полей подобно миражу снова поднимаются высокие дома — Новый город; а вот веселой крашеной грудой раскиданы поселки из передвижных домиков. И все это Челны...

Однажды Мансур прогуливался возле кинотеатра «Чулпан», и пестрый говор кружил ему голову и рождал приятное ощущение, будто он бродил по Казани. Это ощущение было столь правдоподобно, что он не удивился, заметив знакомого парня, с которым они когда-то учились в ремесленном. Чинно шел он, держа под локоток ее — то ли подругу, то ли жену.

— Приезжай в Мелекес, — позвал он Мансура. — В общежитии Жилстроя спросишь меня. А сейчас извини...

Они отправились в кино, а Мансур еще ходил возле кинотеатра. Он скучал по жене и дочке, и ему странным показалось то, что он взял да уехал из Казани. Его пылкость была искренна, когда он говорил приятелям: «Должно же быть в жизни что-то такое!» Но смена местожительства не принесла пока отрадных перемен, и всякая мелочь тамошнего, казанского, существования казалась привлекательной сама по себе. Хорошо, бывало, ошпариться прохладным душем после жаркого дня, выйти из дому и попить пива в киоске, отправиться на стадион и поглядеть игру «Рубина» с заезжими футболистами. Что еще? Да, он любил сабантуи! Но не сельские, а именно те, в Казани, — услужливый городской транспорт вмиг доставит на место празднества, а там знакомая братва. Он любил эту жизнь в большом городе. У родителей была трехкомнатная квартира. Правда, отцу и матери с самого начала не приглянулась Фирдоус, мелкие нудные стычки раздражали его, но приходилось мириться — не уходить же из трехкомнатной квартиры и ютиться у какой-нибудь хозяйки. Они старались приноравливаться к условиям и деловито рассуждали, что не станут заводить второго ребенка. Кто в большом городе заводит много детей?

Работу дежурного электрика на фотожелатиновом заводе он считал неплохой, а сам завод был, по его мнению, не лучше и не хуже, чем другие заводы. Но когда он увольнялся, никто его не стал удерживать. Даже не спросили, почему увольняется. Выходит, в нем не очень нуждались, и это было обидно. Но потом одна очень простая мысль как будто бы успокоила Мансура: да ведь и он плакать не станет по такому заводу. Так себе заводец, «рога и копыта». Не стоит о нем жалеть. Да и должно же быть в жизни что-то такое...

На следующий день после смены он остановил попутную машину и поехал в Мелекес. С шофером был мальчонка лет четырех. Езда утомила его, однако в нем неистребимо жил интерес к машине — он не хныкал, был серьезен по-взрослому.

— А где ваша мама? — спросил Мансур.

— Мама работает, — ответил шофер. — Ниче-го-о! — сказал он, обращаясь только к мальчонке.

Мансур в тот вечер не поехал на участок — ночевал в общежитии, в комнате своего казанского друга. А потом стал ездить сюда после каждой смены и ночевал тайно, пока комендант однажды грудью не выпер за порог. Зябко поеживаясь, он остановился на крыльце, оглядываясь на яркие окна общежития. И комендант, поняв, что идти ему некуда, участливо посоветовал: пусть за него похлопочет начальство.