Северный полюс. Южный полюс - [231]

Торопясь покинуть зимовье, мы не успели по-настоящему отметить воссоединение берегового и морского отрядов. Случай упущен, надо найти другой, и мы единогласно решили, что переход из холодного пояса в умеренный – отличный повод. Программа праздника была очень проста: лишняя чашка кофе с соответствующим приложением в виде пунша и сигар плюс граммофонная музыка. Наш заслуженный граммофон не мог удивить ничем новым девятку, зимовавшую в Фрамхейме, – мы знали весь репертуар чуть ли не наизусть, – но знакомые мелодии воскресили в нашей памяти приятные субботние вечера, проведенные за стаканом грога в уютном зимнем жилище в глубине Китовой бухты. Да, нам было что вспомнить… На борту «Фрама» не слушали граммофона с Рождества 1910 года, и участники морского отряда охотно повторяли многие записи.

Сверх программы выступил певец, который подражал граммофону в том смысле, что он пользовался огромным мегафоном; это должно было, как он сам говорил, возместить отсутствие голоса. Исполнитель укрылся за занавеской в каюте капитана Нильсена, и вот из мегафона полилась песня, призванная рассказать о нашей жизни на барьере в юмористическом плане. Успех был полный. Мы посмеялись от всей души.

Разумеется, такие песенки по-настоящему интересны только тому, кто участвовал в событиях, о которых они повествуют, или хотя бы знает о них. Все же я привожу для образца некоторые куплеты.

Напомню только, что опус сей сочинялся для Рождества, поэтому автор просил нас делать вид, что мы отмечаем именно этот праздник. Нам ничего не стоило уважить его просьбу.

Вот мы снова собрались на торжество

Вместе все до одного.

Год прошел с тех пор, как начался этот год,

Гип, гип, ура, другой грядет!

С праздником, с праздником, с днем Рождества!

Скука с печалью – пустые слова!

Где там бокалы? Пей, пока цел,

Только чтоб Ренне не слишком хмелел.

А впрочем, ведь все это ради отечества,

И если он выпьет, то ради отечества.

А сейчас рассказ о том я поведу,

Как мы жили там на льду,

Все прекрасно, а плохого с ноготок —

Смоет все один глоток.

Все хорошо, и мы мчимся вперед

К тем, кто нас дома давно уже ждет.

Льдину покинуть настала пора,

За то, что не треснула, льдина – ура!

Но я говорю: это ради отечества,

И льдина не треснула ради отечества.

Мы всю зиму снег учились разгребать

И до обморока спать,

Мы неплохо научились пить и есть

Все, что только есть,

В банках-жестянках мусс и паштет,

Сок и компот нам давали в обед.

М сом с капустой и прочей едой

Потчевал Линдстрём нас щедрой рукой.

Но я говорю: это ради отечества,

И если мы ели, то ради отечества.

В сентябре мы бодро тронулись в поход,

Но недолго шли вперед,

От мороза превращалась водка в лед —

Это трудно для работ

И для здоровья весьма тяжело,

Мы повернули домой, где тепло.

Дьявольский был в это время мороз,

Мы отморозили пятки и нос.

Но я говорю, это ради отечества,

Мы нос отморозили ради отечества.

Понемногу стало солнце пригревать,

Пятеро пошли опять,

Путь на полюс, он всегда чуть-чуть тяжел,

Все же к цели он привел.

Дела обстоят, как вы знаете, так:

На полюсе Южном норвежский наш флаг!

Ура в честь того, кто вел нас по льдам!

Осушим бокалы скорее, ням, ням!

Но я говорю: это ради отечества,

Он вел нас на полюс ради отечества![88]

Много признаков говорило о том, что мы достигли широт, где условия совсем иные, чем к югу от 66°. Желанной переменой было повышение температуры; ртуть, хоть и немного, поднялась выше нуля, поэтому те, кто еще ходил в мехах, окончательно расстались с полярной одеждой, снова сменив ее на более легкое и удобное платье. Позже всех зимний нар д сбросили… зимовщики. Тот, кто думает, что долгое пребывание в пол рных област х делает человека менее восприимчивым к холоду, сильно заблуждается. Чаще бывает как раз наоборот. Человек, живущий в областях с температурой -50° и ниже, не очень страдает от мороза, пока у него есть хорошая, надежная меховая одежда. Но выпустите его же на улицы Кристиании зимой при 15–20° мороза в обычном платье – бедняга будет так стучать зубами, что рискует их потер ть. Потому что в пол рных област х люди как следует защищаютс от холода, а вернешьс домой и выйдешь на улицу в пальто, котелке и крахмальном воротничке – как тут не замерзнуть.

Не столь желанным следствием перехода в другие широты было возвращение ночи. Не спорю, на земле в конечном счете устаешь от непрерывного дневного света, но на судне вечный день был бы очень кстати. Хотя мы вправе были считать, что распрощались с антарктическими льдами, нам еще приходилось остерегаться его неприятных форпостов – айсбергов. Выше говорилось, что опытный впередсмотрящий в темноте издали заметит «свечение» большого айсберга, но небольшие льдины, слегка выдающиеся над водой, не дают такого отсвета и не предупреждают об опасности. Такая льдина представляет не меньшую угрозу, чем айсберг; столкнешься – либо будет пробоина, либо сорвет такелаж. А на переходе из зоны в зону, где температура воды всегда низкая, показания термометра – ненадежный ориентир.

Воды, в которых мы теперь находились, еще не настолько изучены, чтобы нельзя было рассчитывать на встречу с землей. Капитан Кольбек, который командовал одним из вспомогательных судов, посланных на юг во время первой экспедиции Скотта, нечаянно встретил маленький остров восточнее мыса Адэр. Позднее этот остров был назван именем капитана Скотта. Капитан Кольбек сделал свое открытие, находясь примерно на том пути, которым следует большинство судов, направляющихся в море Росса. И теперь не исключена возможность открытия там новых островов при вольном или невольном отклонении от курса.