Северный полюс. Южный полюс - [227]

Тотчас по прибытии к складу мы распрягли собак, и они бросились к тюленьим тушам, которых в наше отсутствие не тронули ни собаки, ни птицы. Впрочем, наши псы явно хотели не столько поесть, сколько подраться. Что ж, повод был стоящий. Они несколько раз обошли вокруг тюленьих туш, покосились на мясо, друг на друга и схватились между собой. Завершив отчаянную потасовку, разошлись и легли около своих саней. На этом складе по-прежнему вдоволь припасов, и он четко обозначен, так что вполне может еще кому-нибудь пригодиться.

О маршруте от 80° южной широты до Фрамхейма столько говорилось, что ничего нового не добавишь. 26 января в 4 часа утра мы вышли к своему доброму, славному дому. Двое саней, 11 собак; и животные, и люди – в отменном здравии.

У дверей дома мы остановились, поджидая отставших. Войдем все вместе! На базе царила тишина, наши товарищи еще спали. Мы вошли. Стюбберюд сел рывком и уставился на нас, как на привидения. За ним проснулись и остальные. Сперва они не поняли, в чем дело, потом посыпались приветствия.

– Где «Фрам»? – естественно спросили мы первым делом.

«Фрам» после возвращения из Буэнос-Айреса у барьера Росса

Велика была наша радость, когда мы услышали, что все обстоит благополучно.

– Ну, а как полюс? Дошли?

– Конечно дошли, иначе вы вряд ли увидели бы нас.

И вот уже греется кофейник, запах оладий дразнит наше обоняние, как в былые дни. Все были согласны, что в гостях хорошо, а дома гораздо лучше. Наш поход длился 99 дней. Расстояние – около 3000 километров.

«Фрам» пришел к барьеру еще 9 января[87] после трехмесячного плавания из Буэнос-Айреса. На борту все было в порядке, но плохая погода вынудила корабль выйти снова в море.

На другой день дежурный сообщил, что «Фрам» приближается. И сразу в лагере закипела жизнь. Шубы на плечи – и запрягай собак! Пусть убедятся, что наши собачки еще не выдохлись. Вот уже слышно, как кряхтит и пыхтит мотор, вот бочка показалась над краем барьера, и наконец мы увидели «Фрам», спокойно и уверенно бороздящий волны.

Санное путешествие восточной партии к Земле короля Эдуарда VII. Ноябрь – декабрь 1911 г. – январь 1912 г.

С радостью в душе я поднялся на борт и приветствовал своих славных товарищей, которые одолели все опасности и лишения и привели «Фрам» к цели, да еще по пути выполнили важную работу. Все улыбались, все были довольны, но никто не спрашивал о полюсе. Наконец у Ертсена вырвалось:

– Ну как, дошли?

Нет, не радость была написана на лицах моих товарищей, а нечто гораздо большее. Я заперся с капитаном Нильсеном в рубке, получил от него почту и услышал все новости.

Три имени захотелось мне выделить после того, как я по-настоящему осознал, что происходило. Имена трех людей, которые поддержали меня в критическую минуту. Я всегда с глубокой благодарностью буду их помнить: король Хокон, Фритьоф Нансен, дон Педро Кристоферсен.

На север

Два дня напряженного труда, наконец на судно погружено все, что мы берем с собой. К вечеру 30 января мы были готовы к отплытию. Кажется, в ту минуту нас больше всего на свете радовало то, что мы уже можем идти на север, сделать первый шаг на пути в мир, который скоро начнет ждать вестей от нас или о нас. Но не примешивалось ли к нашей радости немножко грусти? Это может показаться вопиющим противоречием, однако для многих из нас так и было.

Не легко расставаться с местом, которое долго служило тебе домом, хотя бы даже дом этот лежал на 79° южной широты и был почти похоронен под снегом и льдом. Мы, люди, слишком зависим от того, что называется привычкой, чтобы вдруг рвать со средой, с которой успели свыкнуться, и ничего при этом не чувствовать. Другой, быть может, скажет: «Упаси меня бог от такой среды», – но это нисколько не умаляет верности этого положения. Большинство людей ни за какие блага не согласилось бы жить во Фрамхейме, для них это богом забытый уголок, беспросветная глушь, средоточие скуки и тоски. Для нашей девятки, которая теперь прощалась с этим местом, все представлялось несколько иначе. Маленький добротный домик, что укрылся под снегом за Маунт-Нельсоном, целый год был нашим жилищем – хорошим, уютным жилищем, где мы могли как следует отдохнуть после нелегкого трудового дня. Всю антарктическую зиму – а зима была лютая – его четыре стены защищали нас так надежно, что не один бедняга, стуча зубами от холода в более умеренных широтах, от души позавидовал бы нам, если бы увидел, как мы устроились. В суровых условиях, способных все живое обратить в бегство, мы во Фрамхейме жили, как ни в чем не бывало, – жили не как животные, а как цивилизованные люди, располагая большинством удобств, присущих благоустроенному жилищу. Снаружи царил мрак и мороз, буран силился замести следы нашей деятельности, но внутрь нашего прекрасного дома эти враги не проникали, нас окружали тепло, свет, уют. Что же тут странного, если этот уголок так сильно притягивал нас в минуту, когда мы навсегда прощались с ним. Конечно, нас ждал и манил мир, который сулил нам многое, от чего мы долго были отрезаны, но в том числе и немало такого, без чего мы охотно обошлись бы. Когда начнутся будни, неся тысячи забот и огорчений, пожалуй, не один из нас затоскует по мирной, покойной жизни во Фрамхейме.