Северный богатырь. Живой мертвец - [98]

Брыков вторично отер слезы и в грустном раздумье откинулся на спинку стула. Все против него! Двоюродный брат советуется с каким-то приказным и кует злые ковы. За что? За то, что позавидовал его деньгам и невесте. Тот самый Сергей Ипполитович, отец Маши, что бывало провожал его до середины улицы и кланялся ему в пояс, теперь весь передался на сторону злодея и мучает родную дочь. Где правда?

Семен Павлович вскрыл второе письмо и невольно улыбнулся, читая его: столько дружеского участия и любви было в нем. Писал Ермолин, передавая поклоны всех товарищей. Он рассказывал ему о мелких полковых событиях, спрашивал о его деле, о том, не надо ли ему денег, и выражал твердую надежду покутить на его свадьбе.

Прочитав это письмо, Брыков словно ожил, и прежняя надежда на успех дела всколыхнула ему грудь. Он взял лист бумаги и стал писать письма — сперва к Маше, потом к Ермолину. Ей он описывал свои злоключения, писал ей о своей любви и молил еще потерпеть немножко, потому что правда всегда верх возьмет.

«А коли тебе, — написал он, — невмочь терпеть станет, беги к Ермолину. Я пишу ему о тебе, и он тебя не оставит, а схоронит у своей тетушки. Я же твердо надеюсь на милость царскую, только бы мне увидеть его в благожелательную минутку. А что до козней этого Воронова, то я плюю на него, ибо обо мне известны и сам Пален, и граф Кутайсов, и Грузинов, и меня в обиду никому не дадут…»

Семен Павлович писал нервно, торопливо, переживая и гнев, и ненависть, и любовь, и отчаянье, и надежду.

Была уже ночь, когда он окончил свое занятие и стал укладываться спать. Вдруг на улице раздались смех, голоса, фырканье коней, и через минуту сперва в сенях, а потом в горницах послышались громкие голоса:

— Игнат, сюда тащи и вино, и снедь! — крикнул один голос.

— Если ты не хочешь нашей смерти, Виола, — сказал другой, — топи печи!

— А карты будут?

— Все, все! Раздевайтесь, идите! — весело крикнула Виола. — У меня арестов не будет, сюда никто не заглядывает! Нинетта, Маша, занимайте гостей!

— А твой постоялец?

Брыков узнал голос Башилова и торопливо загасил свечу. Нет, сегодня уж ему не до веселой компании!..

— Эй, Семен, — раздался из-за двери голос Башилова, — вставай! Мы тебя ради к Виоле приехали! О, сонуля! Еще одиннадцати нет, а он спит! Вставай, говорят тебе! — Но так как Семен Павлович замер, то Башилов, еще раза три стукнув кулаком, отошел от двери, ворча: — Ну, и черт с тобой!..

Брыков с облегчением вздохнул, осторожно разделся и лег в постель.

В комнате стоял дым коромыслом: звенели деньги, хлопали пробки, раздавались поцелуи, и все это покрывалось смехом и криками пьяных гостей. Брыков заснул тяжелым, беспокойным сном, и во сне ему то и дело являлась Маша и протягивала к нему руки.

Еще было темно, когда Семен Павлович соскочил с постели и, выйдя в сени, приказал своему Сидору готовить завтрак. Он знал, что лучшее время в Петербурге для всяких хлопот — утро, что теперь, при императоре Павле, все служебные занятия начинаются в шесть часов и всех можно повидать на своих местах.

Виола спала, спали и ее горничная, и гости в разных позах и на разной мебели. Брыков заглянул в гостиную и увидел Башилова под ломберным столом. Он толкнул его и сказал:

— Капитан Башилов, служба не ждет!

Тот вдруг вскочил, как встрепанный.

— А? Что? — пробормотал он.

— Пора на службу! — сказал ему Брыков. — Взгляни, на что ты похож!

Башилов очнулся и хлопнул себя по бедрам.

— О, черт! — воскликнул он. — Который час?

— Уже пять!

— Пять? А к шести на ученье! — и Башилов, как безумный, выбежал из комнаты.

Семен Павлович только улыбнулся ему вслед.

Через полчаса и он шагал по темным, но уже оживленным движением улицам. Женщины шли с базара и на базар, разносчики шагали со своими лотками на головах, то тут, то там проходили колонны солдат и иногда, гремя колесами, мчался фельдъегерь.

Взошедшее солнце рассеяло осенний туман, когда Брыков вышел на площадь Зимнего дворца и направился по набережной к знакомому подъезду.

— Полковника Грузинова! — сказал он лакею.

— Пожалуйте! — И Брыков пошел за ним по той же лестнице, коридорам и огромным залам.

Грузинов заставил его дожидаться, а потом позвал в свой кабинет.

— Ну, что, родной, — ласково сказал он, — напортили все дело?! Ну, да что делать! Случай, дурная погода, неудачные маневры — и вот вы в ответе! — он покачал головой и горько улыбнулся. — У нас все случай! — окончил он.

— Что же мне теперь делать? — робко спросил Брыков.

— Все, что хотите, только не советуйтесь со мной! — резко ответил Грузинов и, увидев растерянное лицо Брыкова, прибавил: — Я в опале! Люди позавидовали моему положению и оклеветали меня. Государь хочет, чтобы я ехал в Малороссию, но я знаю: это — ссылка! Я слишком откровенен и честен, чтобы не стоять иным поперек дороги! — Он встал и нервно прошелся по комнате, потом остановился против Брыкова и сказал: — Попытайтесь проникнуть к Лопухиной. Это — добрая девушка и теперь может сделать все! А я… — и он поднял плечи, а так как Семен Павлович встал совершенно растерянный, то Грузинов крепко пожал ему руку и повторил: — Не поминайте лихом! Я сделал все, что мог!