«Север» выходит на связь - [2]

* * *

Когда кабинет опустел, он вызвал Мюллера, долго сидел с ним над картами, распределял резервы.

По зеленому полю разбегались тонкие линии дорог, голубыми пятнами лежали озера — Псковское, Чудское.

Выше, совсем рядом, тоже голубой Финский залив, Балтика.

Майор провел ладонью по карте, как бы разглаживая бумагу. Мизинец с тяжелым перстнем подчеркнул полосу возле самого Ленинграда — линию фронта. Она так близко подходила к городским кварталам, что майору подумалось: «Какая в сущности разница — есть у русских агентурные рации или агенты сами непосредственно переносят через линию окопов собранные сведения. Скоро город падет». Но вслух сказал:

— А может, это просто РБМ? Все-таки РБМ?

— Нет, — сказал Мюллер. — Я знаю эти русские радиостанции РБМ. Они для полков и батальонов. У них не хватит дальности работать для Ленинграда из наших тылов. Я думаю, проще: радиостанций у русских разведчиков нет, пеленги мы получали ложные, путали, наверное, со своими передатчиками. Я бы так и доложил командующему. Столько усилий… Мы бы что-нибудь нашли.

— Логика железная! — Клямрот криво усмехнулся. — Допустим, фельдмаршал согласится. А что скажут в Берлине?

«В Берлине, в Берлине…» Ночью, ворочаясь в постели, майор думал о своем высшем начальстве, об адмирале Вильгельме Канарисе. Знает ли тот о таинственных рациях, появившихся в полосе наступления доблестной группы армий «Норд»? Пока из столицы, из особняка на Тирнитцуфер, 74, не было никаких запросов. Но это ни о чем не говорит, там могут знать и выжидать, что предпримет начальник абверкоманды 304. Его прямая обязанность, пусть шевелится…

Он еле уснул и — показалось — спал всего минуту. Телефонный звонок молотком колотил по виску. Не сразу понял, зачем его будят. Ах, да: в эфире снова сигналы, он же просил тотчас оповестить. Что ж, кажется, судьба поворачивается к нему лицом.

Быстро оделся. Тяжелый «мерседес» вынес его за городскую черту, вслед за радиопеленгаторной машиной, ушедшей раньше.

Пеленгаторщиков догнали возле леса. Машина в темноте казалась темным пятном, только на крыше ее на фоне чуть посветлевшего неба угадывалась антенна.

Клямрот забрался в кузов. Ему было приятно видеть сосредоточенно согнутую фигуру оператора возле приемника, его большие наушники. Другой оператор равномерно подкручивал штурвальчики, вращал антенну над крышей.

Возившийся у приемника обернулся, и Клямрот спросил его негромко, почти ласково:

— Ну?

Оператор нахмурился, отрицательно покачал головой.

Майор мысленно подбодрил себя: ничего, найдем. Ищите и обрящете, стучите и отверзнется вам…

Он знал, как трудно пеленговать радиостанции на коротких волнах, а та, что искали, была коротковолновой. «Но трудно — не значит невозможно. Вермахт оснащен добротной радиопеленгаторной аппаратурой», — размышлял майор. Она такая же надежная и добротная, как и все в Германии. Так что не должен уйти от ее глаз, ее антенн и этот человек, притаившийся сейчас в темном сыром лесу. Его уже засекли стационарные пеленгаторы. Они указали вот этот район за дорогой — километра полтора на два. Не будь сейчас ночь, не нужна была бы и машина. Прочесали бы лес, и — руки за спину, ствол автомата между лопаток, не убежишь…

«Ах, ночь, ночь, — подумал Клямрот, — одним помогает, другим мешает. — Посмотрел на часы — четверть шестого, а светать и не начало. — Дикая, северная страна…»

Тот, с наушниками, надетыми под пилотку, дернулся, почти прилип носом к шкале.

— Ну, — снова спросил контрразведчик уже недобро, с раздражением.

— Ошибка. Показалось, господин майор.

Клямрот посмотрел на карту, разложенную на небольшом столе у стенки кузова. Пеленги стационаров вырубили треугольник среди овражистого леса. Обычно, когда запеленгована крупная радиостанция, определить ее местонахождение в треугольнике — деле логики: если, скажем, есть тут деревня, так считай — радиостанция в ней расположилась. Кому охота жить в землянках, в лесу, когда можно в избах с теплыми печками?

Но сейчас логика была бесполезна. Радист мог быть где угодно в этой чащобе, под любым кустом. Нужен хотя бы еще один пеленг, взятый отсюда, из машины, по которому следует искать.

Он ткнул в плечо оператора и резко, как на допросе, выдохнул:

— Ну?

— Пропал.

Клямрот, путаясь в полах шинели, выбрался из кузова, подозвал офицера, стоявшего возле грузовика с притихшими в кузове солдатами.

— Сколько у вас людей?

— Двадцать.

— А собаки?

— Я полагал, управимся так. Без шума. — По голосу офицера чувствовалось, что он догадался, что пеленга нет и не будет и что операция, в общем, сорвана, но, как водится у исполнительных людей, винил в том не майора, который на правах старшего должен был все предусмотреть и обо всем распорядиться, а себя. — Я думал, управимся, — сказал он еще раз жалобно, словно извиняясь и прося пощады.

— Определите азимут и начинайте прочесывание леса. Живо!

Когда в кустах скрылся последний солдат, Клямрот перепрыгнул неглубокий кювет и тоже пошел вперед — в черноту, в густое сплетение веток.

Через несколько шагов кустарник кончился, под сапогами зачавкало. Дальше идти он боялся. Но и стоять, балансируя на сухой болотной кочке, было глупо. Вообще глупо было посылать людей в этот мрак. Что они найдут? Заблудятся сами, их в три дня не соберешь, угодят еще к партизанам. А радист, если он еще здесь, в треугольнике, обведенном радиопеленгами, он, верно, убрал рацию и притаился, как зверь, в какой-нибудь норе. Или на дереве.