Север и Юг - [8]
Маргарет почувствовала, как на ее небосклоне появилось маленькое холодное облако, закрывшее для нее солнце. Она слушала терпеливо, надеясь, что мать говорит так, чтобы облегчить душу. Но нужно было вернуться к мистеру Ленноксу.
− Папе нравится мистер Леннокс, они прекрасно поладили на свадебном приеме. Полагаю, его приезд обрадует папу. И не беспокойся насчет обеда, дорогая мама. Холодное мясо превосходно подойдет для ланча, и мистер Леннокс посчитает его за двухчасовой обед.
− Но чем мы займем его до этого? Сейчас только половина одиннадцатого.
− Я попрошу его пойти со мной порисовать. Я знаю, он рисует, и это освободит тебя от него, мама. Только выйди сейчас, — ему покажется странным, если ты не выйдешь.
Миссис Хейл приветствовала мистера Леннокса с радушием, обычным для встречи родственников. Он явно ожидал, что его попросят провести у них день, и принял приглашение с радостной готовностью; и миссис Хейл захотелось добавить еще что-нибудь к холодной говядине. Он радовался всему — обрадовался идее Маргарет пойти рисовать вместе, не дожидаясь мистера Хейла, и увидеть его только за обедом. Маргарет вынесла ему свои рисовальные принадлежности, чтобы он выбрал бумагу и кисти. После чего оба в самом веселом расположении духа вышли из дома.
− Пожалуйста, просто остановимся здесь на минуту или две, − попросила Маргарет. − Эти коттеджи преследовали мое воображение во время двух дождливых недель, будто упрекая меня, что я не нарисовала их.
− До того как они развалятся, и мы их больше не увидим. Честно говоря, их нужно нарисовать − они очень живописны − и нам лучше не откладывать этого до следующего года. Но где мы сядем?
− О! Вы могли бы приехать сюда прямо из конторы в Темпле,[3] вместо того, чтобы проводить два месяца в горах! Посмотрите на этот прекрасный ствол дерева, который оставили лесорубы. Просто отличное место, и света вполне достаточно. Я постелю там свой плед, и это будет настоящий лесной трон.
− И поставите ноги в эту лужицу, как на королевскую подставку для ног! Кто живет в этих домиках?
− Они были построены поселенцами пятьдесят или шестьдесят лет назад. Один пустует — лесники собираются снести его сразу, как только старик, живущий в другом, умрет, бедняга! Посмотрите, вот и он, я должна подойти и поговорить с ним. Он так глух, что вы услышите все наши секреты.
Старик стоял на солнце перед своим домом с непокрытой головой, опираясь на палку. Его жесткие черты лица смягчились улыбкой, как только Маргарет подошла к нему и заговорила. Мистер Леннокс поспешно набросал две фигуры и пейзаж на заднем плане. Когда пришло время собираться, убирать воду и обрывки бумаги и представить друг другу свои наброски, Маргарет сразу поняла, что живописный вид коттеджей ни в малой мере его не заинтересовал. Она засмеялась и покраснела; мистер Леннокс внимательно наблюдал за сменой выражений ее лица.
− Я назову это коварством, − сказала она. − Я не думала, что вы нарисуете меня и старого Исаака, когда вы попросили меня расспросить его об истории этих коттеджей.
− Это было непреодолимо соблазнительно. Вы представить себе не можете, какое это было сильное искушение. Я едва ли смею сказать, насколько мне дорог этот набросок.
Он был не вполне уверен, слышала ли она последние его слова перед тем, как ушла к ручью мыть свою палитру. Она вернулась немного покрасневшей, но смотрела совершенно просто и бесхитростно. Он был рад этому, ибо слова сорвались с его губ неожиданно. Редкий случай для такого человека, как Генри Леннокс, который всегда заранее обдумывал свои действия.
Атмосфера в доме, когда они вернулись, была вполне мирной. Тучи на челе миссис Хейл рассеялись под благотворным влиянием созерцания пары карпов, весьма кстати подаренных соседом. Мистер Хейл вернулся с утренней прогулки и ожидал гостя прямо за калиткой ворот, ведущих в сад. Он выглядел весьма почтенным джентльменом, несмотря на потертое пальто и поношенную шляпу. Маргарет гордилась своим отцом. Она всегда испытывала чистую и нежную радость, видя, какое впечатление он производит на каждого незнакомца. Все же она заметила на лице отца следы какого-то необычного беспокойства, подавленного, но не рассеявшегося полностью.
Мистер Хейл попросил разрешения посмотреть их наброски.
− Я думаю, ты сделала эти оттенки на соломенной крыше слишком темными, разве нет? − он возвратил Маргарет ее рисунок и протянул руку за рисунком мистера Леннокса, который замешкался на секунду, не более.
− Нет, папа! Я так не думаю. Молодило и заячья капуста стали такими темными из-за дождя. Разве не похоже, папа? − возразила она, заглядывая через его плечо, так как он рассматривал фигуры на рисунке мистера Леннокса.
− Да, очень похоже. Твоя фигура и манера держать себя − основные. А это просто скованный сутулостью из-за ревматизма спины старый бедный Исаак. А что это висит на ветке дерева? Не гнездо ли птицы?
− О нет, это моя шляпа. Я никогда не могу рисовать в шляпке, — моей голове становится слишком жарко. Интересно, могла бы я справиться с изображением человека? Здесь так много людей, которых я бы хотела нарисовать.
В 1871 году литературный критик «Отечественных записок» М. Цебрикова, особо остановившись на творчестве Гаскелл в своей статье «Англичанки-романистки», так характеризовала значение «Мэри Бартон» и других ее социальных произведений: «… Сделать рабочий народ героем своих романов, показать, сколько сил таится в нем, сказать слово за его право на человеческое развитие было делом женщины».
Классический викторианский роман Элизабет Гаскелл (1810–1865) описывает любовный треугольник на фоне прибрежного английского городка в бурную эпоху Наполеоновских войн. Жизнь и мечты красавицы Сильвии и двух ее возлюбленных разбиваются в хаосе большой истории. Глубокий и точный анализ неразделенной любви и невыносимой пропасти между долгом и желанием. На русском языке публикуется впервые.
Элизабет Гаскелл (1810–1865) — одна из знаменитых английских писательниц, наряду с Джейн Остин и Шарлоттой Бронте. Роман «Руфь», опубликованный в 1853 году, возмутил викторианское общество: это одно из немногих англоязычных произведений литературы XIX века, главной героиней которого становится «падшая женщина». Роман повествует о судьбе девушки из бедной семьи, рано оставшейся сиротой. Она вынуждена до конца своих дней расплачиваться за любовь к аристократу. Соблазненная и брошенная, Руфь рожает незаконного ребенка.
Талант Элизабет Гаскелл (классика английской литературы, автора романов «Мэри Бартон», «Крэнфорд», «Руфь», «Север и Юг», «Жёны и дочери») поистине многогранен. В повести «Кузина Филлис», одном из самых живых и гармоничных своих произведений, писательница раскрывается как художник-психолог и художник-лирик. Юная дочь пастора встречает красивого и блестяще образованного джентльмена. Развитие их отношений показано глазами дальнего родственника девушки, который и сам в неё влюблён… Что это – любовный треугольник? Нет, перед нами фигура гораздо более сложная.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Начнем с того, что Крэнфордом владеют амазонки: если плата за дом превышает определенную цифру, в нем непременно проживает дама или девица.» (Элизабет Гаскелл)В этой забавной истории, наполненной юмором и яркими запоминающимися персонажами, Элизабет Гаскелл рисует картину жизни небольшого английского городка середины XIX века.«Крэнфорд», воплощая собой портрет доброты, сострадания и надежды, продолжает и сейчас оставаться в странах английского языка одной из самых популярных книг Гаскелл. А обнародованное в 1967 году эпистолярное наследие писательницы показало, как глубоко и органично связана эта книга с личной биографией Гаскелл, со всем ее творчеством и с ее взглядами на искусство и жизнь.Перевод И.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.