Север и Юг - [22]
Две ночи, которые они провели в гостинице, стоили дороже, чем ожидал мистер Хейл. Поэтому, лишь, когда им удалось снять чистую и светлую квартиру, Маргарет успокоилась − впервые за много дней. Здесь, на курорте, все дышало мечтательной расслабленностью, манило к отдыху и наслаждению. Отдаленное море, мерный плеск волн на песчаном берегу, раздававшиеся рядом крики носильщиков − все это привлекало внимание Маргарет, но у нее не было сил, чтобы полностью отдаться новым впечатлениям, и она бегло просматривала сценки из курортной жизни, словно цветные картинки. Они гуляли по пляжу, дышали морским воздухом, мягким и теплым на этом побережье даже в конце ноября. На горизонте край бледно-голубого неба тонул в тумане. Белый парус далекой лодки серебрился в неярком солнечном свете. Маргарет была готова день за днем наслаждаться грезами, которые подарило ей настоящее, не смея вспоминать о прошлом, и не желая размышлять о будущем.
Но с будущим пришлось встретиться, каким бы суровым и жестоким оно ни было. Однажды вечером было решено, что Маргарет с отцом должны отправиться на следующий день в Милтон, чтобы подыскать дом. Мистер Хейл получил несколько писем от мистера Белла и одно или два от мистера Торнтона, и теперь хотел выяснить подробности своей будущей жизни в Милтоне. Это он мог сделать только в личной беседе с мистером Торнтоном. Маргарет знала, что им нужно уезжать. Но при одной мысли о промышленном городе она испытывала отвращение и, видя, что ее мать получает удовольствие от Хестонского воздуха, так охотно откладывала отъезд в Милтон.
За несколько миль до Милтона они увидели свинцовую тучу, нависшую над горизонтом. Она казалась особенно темной в контрасте с бледно-голубым зимним небом Хестона, − у побережья уже начались утренние заморозки. Ближе к городу в воздухе чувствовался слабый запах дыма, возможно, особенно ощутимый из-за отсутствия запаха трав и деревьев. Хейлы быстро заблудились в длинных, прямых, нескончаемых улицах, вдоль которых выстроились маленькие кирпичные, похожие друг на друга дома. То здесь, то там, как курица среди цыплят, возвышалась огромная, длинная фабрика со множеством окон, выпуская черный «непарламентский» дым. Этот дым стягивался в висевшую над городом тучу, которую Маргарет поначалу приняла за дождевую. Пока они ехали от станции к гостинице, им приходилось постоянно останавливаться. Большие загруженные телеги преграждали путь на не слишком широких улицах. Маргарет и раньше выезжала в город вместе с тетей. Но в Лондоне тяжело громыхающие повозки исполняли самую разную работу. Здесь каждый фургон, каждая телега и вагонетка перевозили хлопок, либо необработанный − в мешках, либо тканый − в тюках из коленкора. Улицы были многолюдны, большинство прохожих были хорошо одеты, соответственно своему достатку, но с неряшливой небрежностью, которая поразила Маргарет, привыкшую к потертому, поношенному щегольству того же класса в Лондоне.
− Нью-стрит, − сказал мистер Хейл. − Это, я полагаю, главная улица Милтона. Белл часто рассказывал мне о ней. Он говорил, что когда несколько лет назад этот переулок нарекли улицей, цены на дома сразу подскочили. Фабрика мистера Торнтона должна быть где-то здесь, не очень далеко, так как он − подрядчик мистера Белла. Но мне кажется, он начинал с работы в магазине.
− Где наша гостиница, папа?
− Полагаю, ближе к концу улицы. Что мы сделаем сначала − позавтракаем или осмотрим дома, которые отметили в «Милтон Таймс»?
− Давай сначала посмотрим дома.
− Очень хорошо. Тогда я только посмотрю, есть ли для меня письмо или записка от мистера Торнтона, он обещал сообщить мне все, что услышит об этих домах, а потом мы отправимся. Мы поедем в кэбе, так мы не потеряемся и не опоздаем на сегодняшний поезд.
Писем для мистера Хейла не было. Они отправились на поиски дома. Тридцать фунтов в год − это все, что они могли предложить в качестве арендной платы, но в Хэмпшире за те же деньги можно было найти просторный дом с прелестным садом. Здесь даже скромная квартира из двух гостиных и четырех спален оказалась слишком дорогой. Они осмотрели все дома из списка, но так и не смогли подобрать ничего подходящего. Отец и дочь тревожно посмотрели друг на друга.
− Я думаю, нам нужно посмотреть еще раз второй дом. Тот, что в Крэмптоне, в пригороде. Там было три гостиные. Помнишь, как мы смеялись и говорили, что нам больше подошли бы три спальни? Но я уже все распланировала. Передняя комната внизу будет твоим кабинетом и нашей столовой (бедный папа!), поскольку, ты знаешь, нам нужно обустроить для мамы самую лучшую гостиную. А та комната наверху, с ужасными голубыми и розовыми обоями и тяжелым карнизом, окнами выходит на прелестную равнину с излучиной реки или канала, или что там было внизу. Я могла бы взять себе маленькую дальнюю спальню на втором этаже, над кухней, ты знаешь, а ты и мама − комнату за гостиной, а тот встроенный шкаф в крыше послужит вам прекрасной гардеробной.
− А Диксон и девушка, которая будет помогать?
− О, подожди минуту. Я потрясена, обнаружив в себе талант к управлению. Диксон придется жить… дай подумать… позади гостиной. Я думаю, ей понравится. Она так много ворчит по поводу лестниц в Хестоне, а у девушки будет та скошенная комната на чердаке над вашей с мамой спальней. Разве не так?
В 1871 году литературный критик «Отечественных записок» М. Цебрикова, особо остановившись на творчестве Гаскелл в своей статье «Англичанки-романистки», так характеризовала значение «Мэри Бартон» и других ее социальных произведений: «… Сделать рабочий народ героем своих романов, показать, сколько сил таится в нем, сказать слово за его право на человеческое развитие было делом женщины».
Классический викторианский роман Элизабет Гаскелл (1810–1865) описывает любовный треугольник на фоне прибрежного английского городка в бурную эпоху Наполеоновских войн. Жизнь и мечты красавицы Сильвии и двух ее возлюбленных разбиваются в хаосе большой истории. Глубокий и точный анализ неразделенной любви и невыносимой пропасти между долгом и желанием. На русском языке публикуется впервые.
Элизабет Гаскелл (1810–1865) — одна из знаменитых английских писательниц, наряду с Джейн Остин и Шарлоттой Бронте. Роман «Руфь», опубликованный в 1853 году, возмутил викторианское общество: это одно из немногих англоязычных произведений литературы XIX века, главной героиней которого становится «падшая женщина». Роман повествует о судьбе девушки из бедной семьи, рано оставшейся сиротой. Она вынуждена до конца своих дней расплачиваться за любовь к аристократу. Соблазненная и брошенная, Руфь рожает незаконного ребенка.
Талант Элизабет Гаскелл (классика английской литературы, автора романов «Мэри Бартон», «Крэнфорд», «Руфь», «Север и Юг», «Жёны и дочери») поистине многогранен. В повести «Кузина Филлис», одном из самых живых и гармоничных своих произведений, писательница раскрывается как художник-психолог и художник-лирик. Юная дочь пастора встречает красивого и блестяще образованного джентльмена. Развитие их отношений показано глазами дальнего родственника девушки, который и сам в неё влюблён… Что это – любовный треугольник? Нет, перед нами фигура гораздо более сложная.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Начнем с того, что Крэнфордом владеют амазонки: если плата за дом превышает определенную цифру, в нем непременно проживает дама или девица.» (Элизабет Гаскелл)В этой забавной истории, наполненной юмором и яркими запоминающимися персонажами, Элизабет Гаскелл рисует картину жизни небольшого английского городка середины XIX века.«Крэнфорд», воплощая собой портрет доброты, сострадания и надежды, продолжает и сейчас оставаться в странах английского языка одной из самых популярных книг Гаскелл. А обнародованное в 1967 году эпистолярное наследие писательницы показало, как глубоко и органично связана эта книга с личной биографией Гаскелл, со всем ее творчеством и с ее взглядами на искусство и жизнь.Перевод И.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.