Сети желаний - [19]

— Вижу, не понял ты меня, Семен. А ну, поди сюда!

Он отвел рябого в сторону и стал ему что-то выговаривать, энергично жестикулируя; слов я не смог разобрать, зато заметил, как у Семена сползла с лица глумливая ухмылка и он стал угрюмым. Двое других мужиков, видимо, поняв, о чем там идет речь, схватили щетки, ведра и принялись чистить стойла.

— Моя миссия выполнена, я оставляю вас на попечении Ильи Петровича, а вечером свидимся, — сказал мне жандарм. — Рабочих помещений здесь много, а для отдыха всего два: библиотека и бильярдная. Шары я не гоняю, но если вы играете в шахматы, с удовольствием составлю компанию. Тут есть доска с чудесными деревянными фигурами, просто загляденье, и грех их не подвигать. Честь имею! — и он удалился.

Илья Петрович, разобравшись со строптивым рябым, вернулся ко мне.

— Хорошо, что вы приехали, работы невпроворот, а на меня еще навесили обязанности заведующего хозяйством. А я ведь не Фигаро здесь, Фигаро там! — Он бросил на меня внимательный, оценивающий взгляд, мол, поглядим, что ты за рыба такая. — Постарайтесь запомнить, что я вам скажу и покажу. Мы находимся на первом этаже: здесь конюшни, а дальше расположен виварий — мыши и другие грызуны, есть даже обезьяны и северные олени. Лошади у нас не для прогулок, в основном эти животные используются для опытов, на их крови готовится противочумная сыворотка. В том углу вы видите подъемник, с помощью которого лошадей поднимают в лабораторию. Сейчас главное, чтобы вы получили общее представление о нашем учреждении, а свои обязанности изучите в ходе работы.

Он быстрым шагом прошел через конюшню и виварий, поразивший необычной тишиной при таком большом количестве зверушек в клетках. В зоопарке, где мне довелось пару раз бывать, худые, содержащиеся в грязи животные представляли собой весьма жалкое зрелище, но здесь им гораздо хуже, хотя тут чисто и они явно не голодают. Если там тюрьма, то здесь — лестница на эшафот, и мне показалось, что животные об этом знают. По крайней мере, пяток печальных обезьян, каждая в отдельной клетке, производили впечатление осужденных на смерть.

Илья Петрович открыл дверь в следующее помещение, меньшее по размерам, с большими топками двух огромных печей и внушительными горами угля.

«Кочегарка, что ли?» — предположил я, вот только мне не понравился неприятный запах, пропитавший это помещение, от которого меня даже стало подташнивать.

— Это наш крематорий, здесь сжигаем тела животных после опытов, но не только их. — Он сделал многозначительную паузу. — Если не будете соблюдать правила безопасности, тоже можете оказаться здесь, а отсюда только один выход — вместе с дымком через трубу! — У меня по спине пробежал мороз, а он, не останавливаясь, словно ничего ужасного не сказал, продолжил знакомить меня с подсобными помещениями: — Дальше находятся кузница, слесарная мастерская, прачечная и баня. Настоящая, с хорошим паром и вениками. Моемся раз в неделю. Мужчины — по субботам, женский персонал — по воскресеньям. А теперь проследуем на третий этаж.

Исходя из того, что он с большим воодушевлением рассказывал о бане, не акцентируя внимания на мрачном предназначении печей крематория, я пришел к выводу: действительно, не так страшен черт, как его малюют.

Чугунные перила лестницы, соединяющей этажи форта, были настоящим чудом: изящные, ажурные, словно невесомые — настолько тонкой была работа. Они более подходили какому-нибудь дворцу, чем этой мрачной крепости, где все было приземистое, крепкое, мощное, способное выдержать неистовые удары противника.

Илья Петрович отвел меня в комнату, рассчитанную на четверых, где мне предстояло жить еще с одним фельдшером; здесь я оставил свои вещи. Комната большая, светлая, вполне прилично обставленная, никакого сравнения с моей мансардой, но она мне не понравилась: сырая, холодная из-за гранитных стен и, как по мне, неуютная. Рядом находилась общая столовая: большая зала с десятком столов, накрытых белоснежными скатертями, а дальше — незаразный лазарет, но показывать его мне мой провожатый не стал.

Прежде чем войти в лабораторию, нам пришлось соответствующим образом экипироваться: мы надели синие матерчатые халаты, сверху прорезиненные плащи, на ноги — боты из того же материала. На руки мы натянули резиновые перчатки, которые, ко всему, окунули в раствор сулемы для дезинфекции. Передвигаться в подобном наряде было непривычно и неудобно, я чувствовал себя весьма неуклюжим. От обилия помещений, через которые мы проходили, их названий, количества и разнообразия лабораторного оборудования, запахов дезинфицирующих средств и химикатов у меня закружилась голова. Ничего подобного до сих пор мне не доводилось видеть, к тому же по своей оснащенности лаборатория оставляла далеко позади институт, в котором я проработал два месяца. В некоторых помещениях находились люди, одетые так же нелепо, как и мы. Каждый занимался своим делом и не обращал на нас внимания. Илья Петрович называл имена, должности, что-то я запоминал, что-то ускользало от моего сознания — сказывалась усталость после утомительного морского путешествия и от внезапного обилия новой информации.